Выйдя из дома Тумбасовых, Надя некоторое время нерешительно топталась на крыльце. Потом махнула рукой и пошла к «нерусскому дому». Взлетела на второй этаж и сразу надавила на звонок, чтобы не передумать.
Открыл дверь приезжий друг Ираиды Семеновны, которого она почему-то до дрожи боялась.
– Мне Ираиду Семеновну…
– Проходите, проходите. Пожалуйте к столу, мы чай пить собираемся.
Из кухни выглянула хозяйка, увидев расстроенное лицо Нади, приобняла ее и повела в зал, сказав:
– Костя, ты пока чай заваришь, мы посплетничаем.
Выслушала ее, сказала:
– Какая ерунда! Ты абсолютно права, это еще не приговор. Завтра я ее сама отвезу в больницу. И Зою с собой захвачу, она любит на машинах ездить. А телефона ее сестры у тебя нет?
– Как же, – зачастила Надя. – Я специально с ее телефона себе СМС послала с номером. Только, может, вызовем мы ее, когда Елену Игнатьевну в больницу положат?
– Это конечно. Только предупредить-то заранее надо. У человека есть свои планы и обязательства.
Переговорив с сестрой Елены Игнатьевны, Ираида Семеновна расстроено сказала Наде:
– Она… не знаю, как сказать… просто рассыпалась. Ничего, соберется. Я ведь их еще школьницами знала. В одном дворе жили. Девчонки со стержнем. Целеустремленные, ответственные. Лена талантливее, Эля жестче. Лена училась в институте заочно, сразу работать пошла. Мачеха копейки получала, Эля маленькая, надо помогать. Если бы как Эля в Москву поехала, сейчас бы науку двигала.
– Девочки, к столу! – крикнул из-за двери Константин. Заглянул и сказал. – Конечно, чаю попьем, но сначала, наверное, коньячку? Или, может, вина?
– Нет-нет, – испугалась Надя. – Я пойду!
– Возражения не принимаются, Надя, нужно стресс снять, – сказала Ираида Семеновна и повела ее на кухню. – Молодые дамы предпочитают красненькое? Я-то коньячку выпью.
– А, давайте коньяк! Нет, вторую не наливайте. У меня отец был алкоголик.
– И что?
– Наследственность плохая. Отец алкоголик, мать… сами знаете. Я в нее истеричка.
Ираида Семеновна засмеялась:
– Надюша, второго такого выдержанного человека в Утятине нет.
– А чего мне это стоит? Вы посмотрите, – она вытянула над столом трясущиеся руки. – Всю жизнь боюсь, чтобы люди не сказали: Потылиха!
Эта небольшая рюмочка вдруг как-то раскрепостила ее, и она спокойно говорила о наболевшем, не обращая внимания на этого страшного Константина. Да и вовсе он не страшный. Предложил стресс снять, глядит с сочувствием. А с Ираидой вон как… и стул подвинул, и руку на плечо положил.
– Я Елену Игнатьевну за что люблю? Она полная противоположность маменьке моей. Кремень! Даже сейчас, когда жизнь, может быть, на исходе, а дочь беспомощная, и то слезы не проронила. Только в глазах такое отчаяние… но не все заметят. Ой! – она с силой зажмурилась. – Мне нельзя плакать, мне нельзя плакать…