– Давай-ка, доча, голову помоем!
Намывая Зое голову, она подумала, что пора заняться ее здоровьем. Опять заплыли глаза, опухли ноги… живот… У Елены Игнатьевны хватило сил на то, чтобы смыть шампунь с ее головы и сунуть лейку душа в руки: «На, смой пену и одевайся!»
Хватило сил еще и на то, чтобы дойти до дивана, рухнуть на него и закусить зубами диванную подушку, чтобы не завыть в полный голос: «Доченька, кто же надругался над тобой!»
– Это ночь? – спросила Зоя, глядя на звездное небо.
– Нет, утро, – ответила Елена Игнатьевна, подхватила с крыльца сумку и повела ее к калитке. – Давай побыстрее, на первый автобус опоздаем!
Только раздеваясь у гардероба областной поликлиники, она сообразила, что второпях опять забыла свой протез.
– Что же вы, мамаша, так все сроки пропустили? – спросила ее с укором врач.
– Я со второй химии отсюда только вчера…
Врач вздохнула и сказала своей медсестре:
– Лиана, выпиши все анализы, пока я их во второй кабинет свожу…
На втором кабинете было написано «Психиатр». Елена Игнатьевна отшатнулась, простонав: «Зачем?!»
– А вы что, не хотите знать, кто виновник торжества?!
Психиатр, смуглая восточного типа женщина в возрасте, умело направляла разговор. Матери не разрешили сесть рядом с Зоей, но позволили остаться за ширмой. От каждого ответа дочери она сжималась, как от удара. «Почему я еще жива?», – подумала она, когда разговор закончился.
– Таня, нашатырь, – скомандовала медсестре врач, едва взглянув на Елену Игнатьевну. – Послушайте, я не буду вас утешать. То, что случилось, ужасно. Но вам обеим нужно жить дальше. Силенок у вас маловато, а вам их на двоих собрать придется. Заявление писать будете?
Елена Игнатьевна глядела непонимающе. Вмешалась медсестра Таня:
– Тамара Тимуровна, они из Утятина. Вы не знаете, что такое маленький город. Это хуже большой деревни. Там кто родня, кто кредитор, кто начальник. А этот ее … гад, он одно из трех. Давайте, пока она вам ничего не ответит, ладно? Вы меня отпустите, я с ними по анализам похожу.
– Ладно. Интервью у мена записано. Свидетелем и экспертом выступить готова.
В течение дня телефон звонил раз десять, пока она не отключила его совсем. Ответила только Эле: «Не волнуйся, я в поликлинике, вечером сама позвоню» и Наде то же самое.
В отделении патологии она просилась посидеть рядом с дочерью, но ей отказали. Соседка по палате сказала: «Иди, бабуля, никто не обидит твою красавицу». Зоя на расставание отреагировала довольно вяло, наверное, из-за успокоительного укола.
Ночевала Елена Игнатьевна в гостинице.
И потянулись дни, однообразные, как пустыня. Елена Игнатьевна сидела то в палате, то в коридоре, когда ее выгоняли. А Зою всё консультировали. На четвертый день Елену Игнатьевну разыскала заплаканная Надя. Она два раза прошла мимо нее по коридору, прежде чем узнала: за эти дни Елена Игнатьевна окончательно превратилась в старуху.