Родион добрался до дома уже после полуночи, лег в постель и провалился в какую-то пропасть без дна. Встал по звонку, после утренних процедур почувствовал себя живым. Позвонил Андрею, чтобы тот забрал его машину у здания судмедэкспертизы, подтвердил, что будет на месте ко времени, и в 9:10 уже вошел в кабинет. Все его сотрудники были на местах. В период такой работы, которая вчера к ним пришла, весь отдел был в режиме высокой работоспособности и собранности. Заключение экспертов и результат судмедэкспертизы уже лежали на столе. Судя по лицам оперов, они еще не видели, что там написано. И во время традиционного распития утреннего чая Родион их вкратце ознакомил с содержимым этих бумаг, потом сел за стол: надо было хоть какой-то план оперативных мероприятий показать полковнику. Надо было от чего-то оттолкнуться и двигаться дальше.
***
Сегодня на работу по приему главный прислал помощь – сестру Марину из отделения физиотерапии. Она была бледная, курносая, и на все спрашивала разрешения. Внизу, в вестибюле, выставили большую фотографию Люси с надписью во весь ватманский лист, что она была зверски убита. Многие бабушки – постоянные больные – хорошо ее знали, и теперь кто-то плакал, а кто-то молился. Появились осенние белые хризантемы, кто-то зажег свечи. Пилюлин два раза спускался вниз, глянуть на это. Только сейчас он заметил, что Люся была красивая, и оттого ему еще хуже стало. Работал он сегодня добросовестно, правда, с трудом мог сосредоточиться на болячках, но с людьми старался быть максимально обходительным и внимательным, и ему это удавалось. После приема, на маленькой планерке у главного, именно ему поручили держать связь с семьей Люси, и по всем возникающим проблемам информировать коллектив поликлиники. Пилюлин как-то резко остыл к своим размышлениям о «плохом» холестерине. В его голове тайно роились мысли о мщении. Ему хотелось своего, в пику обвинителям и суду. Было ясно, что найти убийцу сам он не сможет, однако те сыщики, что приходили, производили впечатление профессионалов. Когда они найдут, он представлял, что в стороне не останется. Над этим он сейчас думал, и эти мысли его сейчас все больше и больше захватывали.
Сегодняшний прием закончился рано, и он, опять пройдя мимо Люсиного портрета, вышел на улицу. Домой совсем не хотелось, и Пилюлин двинулся в сторону, верно, единственного своего друга. Друг был тоже доктором, только химических наук, и был завлабом на гордости их города – заводе со сложным названием, который вроде как работал на космос. Химик был недавно в разводе и потому из лаборатории не вылезал. Пилюлин сам с детских лет наравне с медициной увлекался и химией, и потому общение между ними всегда проходило в наилучшем формате. Терапевт взял водки, кое-что поесть, поймал такси и поехал к химику. А химик химичил, он был специалистом по испарениям, туманам и дымам. Упрежденный, что едет Пилюлин, он мыл в раковине дежурные стаканы да вилки, отскабливая их от присохшего маринада из рыбных консервов. Он любил Пилюлина за увлекающийся характер, умение заразить своими планами и, в общем, за добрый нрав. Единственным врагом терапевта была его теща, хотя они научились воевать позиционно, без ранений и увечий. Когда-то врач Пилюлин помог химику отбиться от насевших на него артритов, тогда они подружились и стали близко общаться.