– Все, что ни делается, все к лучшему.
От того ей стало совсем тревожно.
***
А бык был, из самого дальнего их околотка, и весть эта пришла от пожарников. В осенний период те, как могут, борются с палами, которые хорошие плодородные земли превращают в пустыни. Тогда они выехали по сигналу, но, оказалось, там горела не трава, а старое колхозное строение. Они чуть посбивали вокруг траву, чтобы ветер не разнес огонь. Когда они приехали туда, обратили внимание на сильный запах паленого мяса, в итоге выяснилось, что под дымящимися балками перекрытий лежала туша огромного быка. Все бы так и забылось, ибо животное – не проблема пожарных, но вот только этот сарай все еще стоял у кого-то на балансе, и им пришлось писать акт, где про быка и указали. Телефонограмма пришла вечером, а утром Андрей с Василием рванули на те дальние хутора. Когда-то востребованные территории обезлюдели, но не далее, чем в трех километрах от места пожара было село, где занимались мясным животноводством. Как только они свернули с асфальта, подвеска на «Ниве» стала жалобно хрустеть, дорога неожиданно из автомобильной стала тракторной – твердой и ухабистой. От поворота до села, судя по указателю, было семь километров, а место сожжения было в трех километрах не доезжая до села. Вдоль дороги стояли заросли жесткой травы, которая была за два метра в высоту. Василий вышел отлить, и только шаг сделав в эти заросли, сразу пропал. Кое-где были пробиты заезды, скорее всего охотники по сезону штурмуют поля, или сами сельчане что-то вывозят.
Пожарище было справа, где-то метрах в десяти от дороги. Оно было чуть выше, и не увидеть его было невозможно. Село было немаленьким, оно тянулось вдоль неширокой речки, упираясь окраиной в лесополосу. По селу долго ехать не пришлось, слева был магазин, на завалинке которого сидели трое пацанов, а рядом стояли две бабушки и с жаром о чем-то гутарили. Справа от дороги на бревенчатом доме висела вывеска с каким-то оккупационным словом «Управа». У ее крыльца стоял «Беларусь» с телегой и почти новый, голубенький, двухкабинный, пятитонный корейский грузовичок. В управе в ближней комнате за столом сидел длинный, худой мужчина, на вид лет эдак пятидесяти, швыркал из железной кружки чай и шмыгал носом. Он был простужен. Над ним на стене висел уже явно не первой свежести портрет первого и единственного президента СССР, а под этим портретом сидел как раз он – начальник управы. Он явно был напуган их появлением и красными удостоверениями. Особо сильное впечатление на него произвел Василий, который был, видно, на кого-то похож. Он сразу начал все честно рассказывать, и прошло не меньше десяти минут, пока сыщики поняли, что он кается во вчерашней незаконной охоте из-под лампа-фары с трактора. Он каялся и даже на них не смотрел, видимо, от стыда, и чтобы его прервать, пришлось его чуть в плечо пихнуть. Когда тот понял, что они к нему совсем по другому вопросу, он еще хлебанул глоток, глубоко зашвыркнул в себя то, что было в ноздрях, и спросил разрешения закурить. Разрешили, но сразу же пожалели: он закурил что-то, похоже, местного производства, настолько вонючее, что оба они, вдохнув эту вонь, выдохнуть уже не могли, но он еще два раза затянулся, встал, открыл форточку и выкинул бычок. Начальник управы был действительно длинным, жилистым и с огромными кулаками. Про быка Борьку он рассказал такую историю: