– Смотри, мать, ты была похожа на эту девушку-доктора, когда была молодой.
Сказав это, он как-то необычно светло улыбнулся.
Пилюлин во все глаза смотрел на мундир деда. Когда-то еще в младших классах у них была игра – читая наградные колодки, угадывать ордена, Пилюлин в этих играх всегда был чемпионом. Конечно, это были фотографии маршалов и генералов, и он всегда спотыкался только на портрете дорогого Леонида Ильича. Сейчас напротив него сидел солдат в выцветшем кителе с четырьмя нашивками по ранениям на правой стороне, три из них были красные, и одна – желтая. Эти нашивки очень давно были сшиты из простых тряпочек, а орденская планка на его груди была такой, какой в детстве он на фотографиях не видел, ибо все награды были солдатские. Это были два ордена Славы, три ордена Красной Звезды, два ордена Отечественной Войны, два – Красного Знамени; дальше из-за изношенности колодок было не разобрать. А еще медали, одна из них «За взятие Будапешта», а другая – «За взятие Берлина». Бабушка, заметив, что Пилюлин внимательно смотрит на френч деда, рассказала, что эту одежку ему сшили на Парад Победы. Китель-то сшили, а на парад не пустили, НКВД не разрешил, по неблагонадежности, что ли, так что Сталина ему увидеть не довелось, так он до сих пор переживает, ее любимый старичок.
Пилюлин улавливал, что от ветерана уже запах идет разлагающейся плоти, и явно понимал, что это запах смерти, и что нет на земле докторов, которые могли бы его вылечить. Можно было только облегчить ему страдания, и он твердо был намерен это сделать. А дед сидел и ни на что не жаловался, может, он и не знал, что такое жаловаться. Ксения взялась помочь снять с него верхнюю одежду, так тот предупредил ее, что боится щекотки. Так вот, они два человека в белых халатах, увидели искалеченное тело, которое было истерзано не столько временем, сколько теми, кто любит звать себя людьми. Слушая его сердце, которое отыгрывало последние свои ритмы, Пилюлин подумал о том, что в этих звуках кроется, наверное, вся мудрость скучных книг, которые ему удалость прочитать, и над которыми он так подолгу размышлял. Тело дедушки было сплошной болью, нервная система не теряла своих функций до последних мгновений жизни, и на вопрос, что его беспокоит, он ответил, что хотелось бы еще пожить, а то бабушку одну не хочется оставлять.
Пилюлин видел, что Ксения держится на пределе. Он быстро написал ей что-то на бумажке и отправил к главному. У того в резерве были лучшие наркосодержащие препараты, да еще и бесплатные. Вот и пришло время ими воспользоваться, а он сам, если надо будет, перед наркокомиссией отчитается. Главного она застала за коньяком с каким-то другом из детства. Они стали ее усаживать за стол, очень настойчиво, и в то же время интеллигентно, согласно статусу. Она, чтобы не терять на этих красномордых свое время, пообещала, что скоро придет, да еще и с подружкой. Главный врач даже и не смотрел, что она брала из сейфа. Им было хорошо жить, жизнь-то удалась. А Ксения их ненавидела, она совсем только недавно унесла ноги из подобного общества. Если казнокрады и мздоимцы мерзки, то их взрослые дети еще омерзительнее.