Еще потолкавшись час по углам, он пошел домой, гонимый поземкой. Брел он от одного далекого фонаря к другому, впечатленный чем-то новым, что застало его врасплох. Через два дня в столовке, с помятым алюминиевым подносом в руках, на котором лежали такие же помятые вилка с ложкой, к нему подскочила заполошная Анька. И вроде уже и забыв, зачем она здесь, кинулась рассказывать о том, о чем он даже не успел спросить, мол, ее двоюродную сестру вообще зовут не Лена, а Ленара, что в переводе означает «ленинская армия». Родители ее ждали мальчика и имя ему придумали Ленар, но родилась девочка, и назвали Ленара. Но вообще она отличница, самая гибкая в школе, мечтает стать балериной, а еще у нее самые длинные ноги. Вывалив все это за секунды, она умчалась к раздаче. Павлик только вслед успел крикнуть, чтобы передала привет. Ему на самом деле очень хотелось, чтобы ей от него передали привет.
Павлик учился на помбура, январь и середина февраля ушли на отчет по практике и курсовую по теоретической механике. В курсовой долго не мог сладить с зубьями механических шестеренок и их нагрузками на скручивание. Но все срослось, и он получил свою четверку. Из практики почему-то больше всего запомнилось, как жутко поют трубы, когда они стальными кишками висят внутри буровой и воют от порывов ветра. Еще запомнилось, как матерился красномордый помбур, он лаял на все, на что падал его взгляд: на людей, дизеля и погоду. Конечно, они были тружениками, но какими-то не такими, какими представлялись Павлику герои труда прошлых лет, орденоносцы-депутаты, авангард общества. Ему очень хотелось власти трудящихся и верховного совета, а на двор пришла власть естества, силы и денег.
***
Его отец, Андрей Матвеевич Ломов, был единственным сыном человека, год проносившего звезду Героя Социалистического Труда. Но он не был рабочим, и труд его – не станочный, а партийно-идеологический. Дед его был из того героического комсомола, который, выступая на митингах и собраниях с речами, подписанными руководством, быстро поднимался по служебным кабинетам. Партийная Москва двигала своих эмиссаров в регионы, а потом, конечно же, возвращала назад, в более высокие кресла. Конечно, все их порученцы справлялись с назначенной работой, партия не могла не справиться с решениями собственных съездов и пленумов. И он тоже справился в назначенном ему регионе, в три раза превысив заготовки мяса в своей области, за что и был премирован звездой Героя Социалистического Труда. Труд его оказался не очень социалистическим, дед умудрился добиваться претворения своих планов на жизнь, грабя жителей своей же области, и частично соседней. А еще, в страстном партийном порыве, приписал столько, что скрыть это уже было нереально. Тогда объявили, что партия ошиблась с выбором кадров, и отобрали звезду Героя. А дед же предусмотрительно покончил жизнь самоубийством, ибо хорошо знал, что такое кабинеты на Лубянке. Он сам когда-то входил в судебную «троечку» и трудился там по-комсомольски ударно. Почил дед в 53 году, эту историю Павлику рассказал папа, Андрей Матвеевич Ломов, но, конечно, совсем с другим подтекстом. Да, дед был героем, но был репрессирован еще по тем, старым, несправедливым, приговорам. Правда, годы и даты не соответствовали этой версии, но Павлика это не очень тревожило. Главное – это династия. В те скорбные дни его папе был всего лишь 21 год, он только что окончил нефтяной техникум в Башкирии, а на дворе был 1960 год, тогда он приехал в папину область на хорошую должность на новом НПЗ. Но все сложилось не по планам Ломовых, и после полного конфуза его сынка все же пристроили по линии нефтянки, только далеко-далеко на севере, начальником маленькой нефтяной перегонки, которая из сырой нефти делала что-то пригодное для работы дизелей, снабжавших электричеством промысловые качалки.