Кухня была крошечной — здесь едва могли уместиться три человека, — но прямо-таки сверкала чистотой. Кафельные стены и пол наверняка мыли каждый день, и, словно в подтверждение этой догадки, дону Федерико тут же представился висящий на видном месте график дежурств по кухне, разноцветный и заключенный в резную рамку, словно бесценный шедевр. Окно выходило на сплошную стену из старых замшелых дубов, которые будто пытались спрятать что-то за своими спинами. «Наверное, реку», — предположил дон Федерико и улыбнулся. Он был человек с живым воображением.
Леня с ожесточением отодрал куски омлета от сковородки и разбросал их по тарелкам. В это время вошли, оживленно переговариваясь, Тольберг и Кристина.
— Уже поднялись? — бодро осведомился Тольберг, завидев дона Федерико. — Птицы у нас тут так громко поют — не заспишься!
— Я бы спал еще, — улыбнулся дон Федерико, — но времени совсем нет.
Тольберг с непонятным выражением глянул на него и вместо ответа сел за стол.
Омлет был предсказуемо отвратителен, но дон Федерико из вежливости заставил себя съесть свой кусок. Другие, похоже, сделали то же самое. Один Леня совсем не притронулся к своему омлету, предпочтя ему стакан крепкого чая с сахаром.
— Ты, Леня, покушай, — ласково предложила Кристина, — получишь заряд бодрости и здоровья на весь день.
Леня лишь угрюмо зыркнул на нее.
Говорил один Тольберг, обращаясь к дону Федерико, — рассказывал о здешних местах, об их истории, о каком-то таинственном скифском кургане неподалеку, где по ночам горит синий огонь, о старинных казачьих кладах. Это были интересные рассказы, и дон Федерико поначалу слушал. Но потом, заметив по часам, что прошло уже много времени, а рассказчик все никак не может остановиться, он вежливо поблагодарил за вкусный завтрак и поднялся, давая понять, что торопится.
Однако Тольберг небрежно помахал ему рукой и повернулся к Лене и Кристине, продолжая какую-то увлекательную историю. Дон Федерико немного постоял и, неожиданно для себя замявшись, произнес:
— Константин, я вас в вашем кабинете подожду.
Тольберг изумленно замолк и какое-то время молча смотрел на него. Затем он, по-видимому, вспомнил и с заметным вздохом кивнул:
— Хорошо, я сейчас подойду.
Но еще минут сорок просидел священник в тольберговском кабинете, бесцельно рассматривая стеклянные шкафы с чучелами и удивленную морду карася обыкновенного. Наконец дверь открылась, и вошел Тольберг с выражением бесконечной усталости на лице, словно он только что вышел с длинного и изнурительно скучного заседания.
Не глядя на дона Федерико, он сел за стол, нагнулся, вытащил из нижнего ящика бумажку и придвинул ее к священнику. Это было то самое заявление, в котором дон Федерико брал на себя всю ответственность за все происшедшее с ним в этой поездке. Дон Федерико подписал его и придвинул бумагу Тольбергу. Тот несколько раз кивнул, поднялся, подошел к высокому шкафу в углу и вытащил из него невероятный предмет — длинную, опутанную потертым ремнем бердану, похожую на средневековую фузею. Дон Федерико с любопытством смотрел на это чудо, а Тольберг тем временем выудил из стола другую бумажку и с серьезным видом пододвинул ее к дону Федерико.