— Значит ли это, что она была здесь в шестьдесят пятом?
— Была, пела и раздавала автографы. Ты опоздала на пятнадцать лет, — засмеялся старик.
Меня глубоко взволновало сделанное открытие. Нонна меня обманула в самом важном для меня деле. В первый раз я так сильно засомневалась в её добром расположении, её честности, её непредвзятости, и убежала к друзьям, которые не подведут — к книгам.
Меня начал снедать незнакомый до сих пор голод. Голод в отношении информации, заключённой в печатных строчках. Наш книжный шкаф в углу холла перестал быть для меня чем‑то наподобие фикуса, ещё одного предмета, с которого раз в неделю следует удалять пыль, как с клубных трофеев, хранящихся за стеклом.
— Куница, ты носом дыры в книгах протрёшь, — смеялись девчата, видя меня постоянно уткнувшейся в чтение.
Урсын начал сердиться.
— Ты должна давать результаты, а не читать романы! — восклицал он.
— Но ведь я тренируюсь, чего вы ещё хотите?
— Решила стать интеллектуалкой — твоё дело, но это не у меня. Я воспитываю рекордсменов.
— Сначала вы хотите, чтобы мы научились хорошим манерам, достигли уровня знаний, загоняете нас в школу, а когда человек старается...
— Вот и старайся усвоить программу основной сельскохозяйственной школы, а не театрального училища. Ну‑ка, покажи! — вырвал он у меня книгу. — Ну конечно, драмы Шоу. Клуб не будет оплачивать твоё личное хобби!
Я молчала. Не было смысла объяснять, что «Пигмалион» — это произведение о подобной мне девушке, и я обязана выяснить дело до конца. Какое это для него имело значение, если даже на колебание стрелки секундомера не улучшало моего времени на сто метров с барьерами.
— Твоё первое дело — беговая дорожка. Второй раз повторять не буду.
— Да, хорошо, — я стала скрывать своё новое увлечение, но перестала захватывать ночи. Закончилось чтение под одеялом с карманным фонариком. Кризис. Вместе с другими товарами из магазинов исчезли батарейки, и их нельзя было найти в целой округе.
Я старательно тренировалась. Я вообще любила бегать, однако сейчас я с удвоенной силой взялась за работу. К мечтам о славе добавился ещё один повод. Возможность выстоять против Урсына. Возможность в свободное время делать то, что мне нравится, то есть читать.
— Да, хорошо; хорошо, не буду, — перестала я огрызаться, так что он даже начал мне удивляться.
— Что это ты вдруг стала такой покладистой, Куница? Мне становится как‑то не по себе.
— Я стараюсь, пан тренер, — отвечала я бесконфликтно. Я как раз дочитала последний роман из интернатовской библиотечки и, пока не придумала, как доставать незамеченно книги из школы, принялась за словарь. Он был один. «Дорошевский». Одиннадцать томов с дополнением.