Приходилось постоянно залезать в долги, подражать, всего себя перекраивать «под американца», перенимать чужие привычки, жесты, мимику. Больше всего его раздражала необходимость постоянно улыбаться – боссам, коллегам, барменам, всем кому ни попадя. Дурацкая вымученная улыбка не сползала с его лица.
...На углу Уолл-стрит и Бродвея есть бар «Империал». Бокал пива и пицца там стоят двадцать баксов, а сигару за сто долларов покупать не обязательно. В уютном зале этого бара Михаил – по поручению Джеффа – встретился с менеджером конкурирующей финансовой группы и в совершенно пустом разговоре сказал ему, что их фирма завтра будет сбрасывать акции N.
Через неделю после этого разговора на банковском счету Михаила появилось ровно сто тысяч долларов. Такой фокус они проделали еще раз, и на его счету появилось еще сто тысяч.
А потом его вызвали в просторный кабинет, где на стене в позолоченной раме висел портрет Бенджамина Франклина. Разговор с инспектором по спецнадзору длился три часа. Михаилу задавали весьма резонные вопросы. Показали документы с его подписью, где он обязывался не разглашать внутреннюю информацию их фирмы. Сообщили, сколько вкладчиков из-за него лишились своих вкладов. Какие расходы понесла фирма. Также напомнили о существовании федеральной комиссии по биржевому надзору и о статьях Уголовного кодекса. И мудрый Бенджамин Франклин из позолоченной рамы сердито качал головой, cнова и снова повторяя, что тюрьма по-английски – jail.
Конечно, Михаил мог сослаться на Джеффа, который втравил его в эту авантюру и наверняка заработал гораздо больше. Но это не имело смысла – Джефф и инспектор были друзьями детства, виллы их родителей стояли по соседству.
Михаила лишили сертификата и выбросили на улицу, конфисковав все деньги на его банковских счетах. С ним обошлись так гуманно – не посадили в тюрьму – лишь потому, что фирма не хотела компрометировать свое имя. Впрочем, его бы вышвырнули в любом случае: на бирже начался обвал. О банкротстве едва ли не каждый день объявляли корпоративные гиганты и мелкие фирмы, их акции лопались, и такое большое количество брокеров уже никому не было нужно.
Он подписал все обязательства, сдал пропуск, ключи. В баре, куда зашел напоследок выпить коньяка, его заметил Джефф. Похлопал по плечу: «Майкл, ты – отличный парень, с тобой было приятно работать. Но, понимаешь, жизнь – сложная штука. Желаю удачи».
Что у него осталось после всего? Машина, десять тысяч долларов, которые он чудом спас, сумев перевести их на банковский счет дяди Гриши. И куча долгов. Он отказался от дорогой квартиры в Манхэттене и снова перебрался в Бруклин, сняв крохотную квартирку в старом доме.