Это мне — раз плюнуть. Р-раз, р-раз!
У бабы Маруси — один серьезный недостаток: мокрая тряпка, которой она может проехаться по спине, если рвать ягоды с забора. Но иногда она сама дает мне вишни или сливы. Непонятно, зачем бабе Марусе такой злющий Полкан? Не пес — чудовище.
Еще у нее есть шлемофон из черной плотной материи, с выпуклыми ромбиками, наушниками и ремешком. За этот шлемофон я готов отдать все на свете. Однажды баба Маруся подозвала меня и дала его примерить. Жалко, что Аллочка не видела. Правда, шлемофон оказался немного великоват, таких голов, как моя, вместилось бы две или три. Все равно в этом шлемофоне я сразу стал большим и смелым. Как танкист Шолуденко, фотографию которого я видел в Парке Славы. Папа повел меня туда в День Победы.
…В длинной, широкой аллее, возле одной могильной плиты толпились взрослые. Там со снимка в рамочке улыбался парень в шлемофоне. Папа сказал, что этот танкист первым на своем танке ворвался в Киев, когда гитлеровцы драпали. Тогда я решил: вырасту — тоже стану танкистом и, если понадобится, освобожу Киев от всех фашистов. Затем мы подошли к высоченному, уходящему пикой в небо памятнику. Над горою принесенных цветов дрожал воздух, раскаленный от пламени. Монетки, звонко ударяясь о прутья металлической решетки, падали вниз, туда, где горел вечный огонь. Протиснувшись, папа стал читать на стеле высеченные имена погибших воинов. А я играл ремешком его часов. Но вскоре потянул его за руку — пора, мол, уходить, а то раскупят все мороженое. Когда мы возвращались домой и кончик моего языка едва поспевал слизывать падающие белые капли, папа как-то странно взглянул на меня и сказал:
— Тебя назвали Игорем в честь моего отца. Его тоже звали Игорем. Игорь Исаакович Баталин. Мой отец погиб на войне, защищая Киев. Теперь ты, сынок, — продолжатель нашего рода.
Я на миг замер. Сердце наполнилось гордостью за деда-героя. Но — продолжатель нашего рода? Ничего себе...
***
— О, ты глянь, алкаш проснулся, — громко сказала баба Маруся.
В дверях показался папа Аллочки — нечесаный, хмурый.
— Здорово, Васек, — приветствовал его дядя Митя. — Ну, ты вчера выдал джаз. Доиграешься — загребут в мусарню. Как голова-то? Может, ополстаканимся?
— Хорошо бы…
— А шоб вас, гадов, пересажали, — проворчала баба Маруся, снимая с крюка ведро.
— Слышь, ведьма, чем ворчать, дала бы лучше пару соленых огурцов, — сказал ей дядя Митя.
— Гони гривенник.
— Гривенник? С рабочего человека? Васек, мелочь есть?
Дядя Вася порылся в карманах, достал пару монет. Отсчитав деньги, дядя Митя подошел к бабе Марусе.