Вышел Михал на кабинета обескураженным. Он да и Сосновский говорили неубедительно, возможно, не о главном, и все выглядело не так, как представлялось раньше. Как человек честный, Михал не мог не признать, что начальник цеха в чем-то имел основание. Был прав в наиболее важном: чтобы выполнить план, чтобы не росли перерасходы, рабочему нужно и необходимо кое-чем поступаться. Однако вместе с этим одолевали и вопросы: а что такое план? Разве его выполняют не для того, чтобы люди жили лучше? Так что же тогда получается?
3
Димин спустился в подвал. Огляделся. Лёдю он увидел в дальнем углу — поникшая, она неподвижно сидела на ящике и разглядывала свои грязные ладони. Рядом валялись лопата, лом. И столько тоски, отчаяния было в фигуре девушки и ее бездумье, что Димину стало жаль ее. «Ну и Кашин!» — подумал он.
Лёдя не заметила секретаря парткома и сидела так еще с минуту. Потом сняла платок с головы и встряхнула его, как встряхивают мокрое белье перед сушкой. От резкого движения закрученная на затылке коса упала и коснулась пола. Лёдя испуганно вскочила и быстрыми привычными движениями стала укладывать ее.
Многим обязанный Шарупичам, Димин подошел к Лёде и участливо дотронулся до ее плеча. Но она блеснула на него глазами и отстранилась. Только что в подвале была Дора Дмитриевна, и Лёде показалось: это она прислала мужа.
— Поговорить с тобой пришел, соседка,— сказал Димин.
— Поговорить или посочувствовать?.. Лучше вот вентилятор отремонтируйте как следует, а то газы отравляют всё.
— Ты не злись,— слегка озадаченный ее враждебностью, сказал Димин.— Если обидели чем, так и поправить можно. Неужто ты допускаешь, что Шарупичей в обиду дадим?
— Знаю… Но если б заводу, а не Кашину это нужно было, я, может, и работала бы тут. Честное комсомольское! Да почему-то не видно этого… И еще хочу, чтобы в обиду меня не давали, а не Шарупичей.
Димин покрутил головой.
__ Ладно, ладно. Только злиться на весь свет вряд ли стоит. Злость — плохой советчик. И знаешь, отчего все это у тебя? Готовили вас, девочка, в студенты, а не в рабочие. Ей-богу!
В войну, спасая Раю от гитлеровцев, Шарупичи удочерили ее, и она все время, пока Дора не ушла из гетто в партизанский отряд, жила у них. Девчурки росли вместе. И, глядя на Лёдю, Димин как бы видел дочь, которая целыми днями, будто тень, слонялась по комнатам, без причины выставляла напоказ свою враждебность, а вечером, принарядившись, уходила из дому и где-то пропадала до поздней ночи.
«Ох, как надобны им внимание и забота! Конечно, Ковалевский прав,— подумал он.— Готовить работников… Это, ясно, не шутейное дело, но далеко не все. Нужно, чтобы они поверили: есть люди, которые кровно заинтересованы в их судьбе и могут помочь им найти себя. Ведь приходится начинать сызнова!..»