— Смотри, здорово?
Под одной из термичных печей — больших четырехугольных камер на высоких железных столбах — стояла нагруженная раскаленными отливками вагонетка. Отливки были оранжевые, будто прозрачные. Искрясь и сияя, они напоминали издали хрустальные замки. Над ними дрожало трепетное марево и взрывались вытолкнутые огромной силой из раскаленного металла крупные золотые звезды.
— Что это? — остановилась Лёдя.
— Охлаждают после отжига. Красиво, правда? Пошли!
Чугун будто жил и вправду — зачаровывал, будил фантазию. На него хотелось смотреть, как на нечто таинственное, что влечет душу, сулит неизведанное. По крайней мере, так восприняла это Лёдя, победа в которой всколыхнула надежды и подспудные силы.
— Давай постоим чуточку…
К печи подъехала вторая вагонетка, груженная холодными отливками. Выглядела она серенькой и убогой. Ее сияющая напарница, с оранжевыми замками, дернулась и тут же откатилась назад — колеса не смогли преодолеть стык на рельсах. Тогда серенькая, убогая боднула ее, сдвинула и заняла ее место. Лёдя пригляделась — своя, скромная красота была и в этих аккуратно сложенных, будто присыпанных пеплом отливках. Девушка даже пожалела их: чего прибедняются?..
В душевую Лёдя вошла задумчивая. Немного стыдясь, разделась, туго, чтобы не намочить волосы, повязала голову платком и сложила одежду в Кирин шкафчик.
Работниц здесь уже было много. Как в бане, стоял гам, и все окутывал теплый пар. Пахло горячей водой, мылом, громко раздавались звуки.
Пробиваясь боком к душу, Лёдя украдкой приглядывалась к Кире, к другим женщинам и девушкам, сравнивала их с собой и хитренько радовалась.
Под душ они стали вдвоем. Подставляя под теплый дождь то грудь, то спину, Лёдя почувствовала — откуда-то поднимаются волнующие токи, и тело делается гибким, здоровым. Это чувство пронизало ее и сразу изменило все вокруг.
— Ну как я? — спросила она у Киры, не боясь казаться нескромной.
— О чем ты? — не поняла та.
Лёдя спохватилась. Сложив ладони лодочкой, подставив их под дождь, направила воду себе в лицо и соврала:
— Я говорю, Кашин нам этого не простит… Он мстительный. Может, потому его и боятся так…
Однако чертик, что проснулся в ней, не унимался.
— Ты, наверное, очки дома носишь? — поинтересовалась она через минуту.
— Я? Не-ет,— моргая раскосыми глазами, удивилась Кира.— Хотя, когда училась, всегда читала лежа. Да и теперь читаю, скверная привычка!
— А, верно, хорошо быть красивой?
— Я не думала про это.
— Почему ты не подавала в институт, Кирочка?
— Я? — снова удивилась та.— Никуда он не денется. А тут отец работал. Я здесь в детском саду росла, в пионерские лагеря по заводским путевкам ездила. Нужно хоть за это отплатить. Да разве только в этом дело? Я, может, больше всего бывшим фабзайцам завидую. Гонор какой! Независимость. Руки, спецовка!.. А в клубе на вечерах!..