Кожаный диван, стулья вдоль стены были заняты посетителями, и, чтобы не стать к ним спиной, Сосновский отошел к окну. Секретарша с густыми, гладко причесанными волосами и строгим энергичным лицом узнала его, встала из-за заваленного бумагами стола и направилась к обтянутой коричневым дерматином двери.
Вышла она из кабинета с полным военным, кажется майором, который растерянно морщился, вытирая скомканным платком лоб, и громко сказала:
— Товарищ Сосновский, Сергей Илларионович просит вас зайти. Прошу!..
3
Шарупичи только позавчера получили новую квартиру. Переезжали торопливо, опасаясь, чтобы кто-нибудь самовольно не вселился раньше. Слышали, что если вселится, пробудет хоть сутки, выселять придется через суд. Потому каждый раз, уезжая за вещами, оставляли Евгена.
Квартира на заветном третьем этаже была рядом с квартирой секретаря парткома Димина и казалась необычно просторной — из двух светлых комнат и кухни, которую тоже можно было считать за комнату. Так что почти на каждого члена семьи приходилась отдельная комната.
Ютясь до этого времени в стареньком бараке, вросшем по окна в землю, о такой роскоши Шарупичи и не мечтали, Правда, жаль было Полкана, которого пришлось отдать соседям (как ты с ним устроишься, живя на третьем этаже), жаль огородика, где, как назло, все росло вроде бы наперегонки, жаль того, с чем свыклись, что стало родным. Да разве всё это могло идти в счет? Даже Михал Шарупич, светясь от радости, помолодевший, в тапочках ходил по паркетному полу, мерял и перемеривал шагами комнаты, проверял краны на кухне и в ванной, вертел, как игрушку, никелированный душ. Потом, раскрыв окна, долго глядел на широкую асфальтированную улицу с бульваром.
На радостях он дал лишнюю трешницу монтеру, устанавливавшему электрический счетчик и звонок, послушно делал всё, что ни приказывала жена, без конца передвигал с места на место вещи и тешился всем, как маленький. И хотя привезенная мебель в новой квартире выглядела убого, ее не хватало, это отнюдь не беспокоило. «Ерунда, купим!.. Обзаведемся через год-полтора,— беззаботно прикидывал в уме Михал.— Теперь всеодно надолго, может, навсегда!» — и снова осматривал паркет, покрашенные в два наката стены, ослепительно белый, непривычно высокий потолок.
Утром на завод он пошел с желанием как можно скорее вернуться домой, сделать что-либо в квартире, поговорить с Ариной, какую мебель приобретать в первую очередь. Все это вдруг стало сдаваться ему — человеку, прежде почти безразличному к уюту,— чрезвычайно важным. Ощущение, что жизнь вошла в новое русло, не покидало его, и очень-очень хотелось действовать. Но когда прогудел гудок и Михал, передав плавильную печь сменщику, вышел за ворота, его неожиданно догнал бригадир формовщиков Комлик.