Признаться, после стольких лет спокойствия и жесточайшего контроля над эмоциями я искренне полагала, что эта часть моей души крепко уснула и больше никогда не проснется. Но поди же ты, всего одна встряска, и «дикарка» во мне снова ожила. Более того, без колебаний приняла молчаливый вызов от незнакомого мрона и с превеликой радостью на него откликнулась.
Причем случилось это настолько быстро, что я и осознать-то толком ничего не успела. Всего один шаг, короткий рык, и меня мгновенно закружила круговерть навязанной мроном схватки. Все разумные мысли из моей головы куда-то испарились. Я больше не думала, не анализировала, не контролировала никого и ничего… я просто жила. Дышала в одном ритме с кружащимся вокруг меня нелюдем. И откуда-то знала, чувствовала, что именно для этого когда-то была рождена.
Это было неописуемое чувство. Волшебное. И наполненное таким невероятным азартом, что ему не было ни сил, ни желания противиться.
И я не противилась. Напротив, мне понравилось метаться по залу бешеной кошкой. Ускользать от когтистых лап преследующего меня мрона. Нападать на него в ответ. Обманывать. Хитрить, юлить, провоцировать, уворачиваясь в самый последний момент, и… играть. Да, именно что играть, совершенно не задумываясь о последствиях.
Но что самое интересное, играли мы почти на равных. Мрон был быстр… очень быстр. Но и я ему практически не уступала. Там, где он брал силой, я выигрывала за счет хитрости. Там, где он меня опережал в скорости, ему противостояла ловкость. Мне почему-то было очень важно, чтобы он меня не поймал. Держать его на расстоянии. Угадывать его движения. Ускользать, дразнить, дарить надежду и тут же ее отбирать. Мне даже победа была не нужна — восхищал и завораживал сам процесс. Просто осознание того, что я хочу и могу это делать. Более того, делаю, причем не задумываясь о причинах, ни на миг не усомнившись, на одних голых инстинктах, как если бы ничего важнее в жизни не было.
Наверное, со стороны это смотрелось несколько дико, но в тот момент меня это не заботило. Я… пожалуй, что была счастлива. И наверное, впервые в жизни осознала, что же это такое — упоение схваткой. И почему в горячке боя бойцы не чувствуют ни усталости, ни сомнений, ни боли от ран.
Я, правда, не знаю, сколько это длилось. По моим ощущениям — целую вечность. Но все хорошее рано или поздно заканчивается, вот и у меня во второй раз словно переключатель сработал.
Просто р-раз, и в какой-то момент рисунок боя изменился, и моя «дикарка», удовлетворившись результатом, снова отступила в тень. Я при этом осознала себя стоящей в боевой стойке, распаренной, тяжело дышащей и мокрой, как мышь под дождем. А напротив в такой же стойке стоял шумно раздувающий ноздри мрон — с отчетливо пожелтевшими глазами, с приподнятой верхней губой, обнажившей клыки наполовину, и с таким странным выражением на неуловимо изменившемся лице, что при виде него я непроизвольно отступила, споткнулась и едва не растянулась у всех на виду.