– Так нельзя, – вырвалось у Ронни.
– Простите? – обернулся Хирам.
Уильям предупредительно шикнул, но она твердо повторила:
– Так нельзя поступать с людьми.
Хирам остановился и, прищурившись, усмехнулся.
– Леди, вы слышали, что эти люди сотворили при жизни?
– Я еще могу понять подобное отношение к убийцам, – сказала Ронни. – Однако только к тем, чья вина действительно доказана. Но я не могу поверить, что вы заставляете самоубийц переживать все их страдания заново. Чем они провинились перед вами? И да, – добавила она, – я говорю сейчас про тех, кто покончил с собой не после совершенного преступления, а из-за каких-то жизненных проблем.
– Помолчите, – приказал Уильям, жестом попросив Хирама не продолжать перепалку. – Это не сейчас не самое важное. У нас – другая цель и другие проблемы.
Комната, которую предоставили Ронни, Мадлен и Фили, значительно отличалась от той, что была в Лицее. Та, прежняя, была достаточно просто обставленной, однако невероятно уютной. Здесь же пол был выложен синим мрамором, стены выкрашены в темно-серый, на окнах висели легкие гардины с золотой вышивкой. Каждую кровать– а их здесь было две – закрывали плотные балдахины.
– Мне боязно что-либо трогать, не то что жить здесь, – пробормотала Ронни, аккуратно поставив рюкзак на пол.
– Это гостевые комнаты для высокопоставленных посетителей Гильдии, – разнесся по коридору напряженный голос Хирама. – К сожалению, к нам давно не наведывались господа с высокими рангами и титулами, поэтому мы предоставляем эти покои вам. Убедительно прошу вас ничего не разбивать и не ломать. Нам, в общем-то, все равно, однако это окажется проявлением неуважения с вашей стороны, что не слишком хорошо скажется на ваших наставниках. Отдыхайте. Увидимся завтра.
И он ушел.
Ронни осторожно отодвинула балдахин в сторону и уставилась на бархатное покрывало нежно-фиолетового цвета, загадочно переливающееся в искусственном мягком свете.
До него даже дотрагиваться не хотелось, однако вскоре усталость пересилила, – и она, вскарабкавшись на высокую кровать, завернулась в покрывало и закрыла глаза. Сквозь сон она слышала, что Мадлен тихо покашливает, перелистывая страницы прихваченной с собой книги; впрочем, скоро затихла и она.
Спать почему-то хотелось так сильно, как никогда за эти дни, и Ронни, запустив руки под подушку, мирно засопела.
Утром она проснулась слишком рано: за окном еще было темно. Между тяжелых штор виднелась луна. Та самая кроваво-бордовая луна, которую Ронни уже видела не один раз.
Она попыталась пошевелиться, но не могла. Что-то невидимое, но невероятно тяжелое словно бы пригвоздило ее к кровати. Ронни хотела крикнуть, но из горла вырвался лишь тихий хрип.