***
Доехав до метро, Вадим попрощался с родителями и младшим братом, пробормотав что-то невнятное, так, что они даже не были уверены, говорил ли он вообще что-то или просто вышел из машины, осторожно хлопнув дверцей. В прочем их давно не удивляла поразительная беззвучность старшего сына, будто они уже были готовы к тому, что однажды он просто перейдет на язык жестов, пытаясь стать еще более незаметным для этого мира.
Вадим и сам не понимал, почему не мог нормально отвечать людям, а не шептать что-то себе под нос, надеясь, что его не услышат и не будут переспрашивать. Всегда было ощущение, что его ответ на самом деле никого не интересовал, что у всех есть свои мысли, которые им нужно подумать и у родных тоже. Кажется, они что-то обсуждали, когда он выходил, так стоило ли прерывать их, чтобы попрощаться, пожелать хорошего дня? Зачем? У них и так будет хороший день, а у Вадима и так будет плохой, что вообще изменится, если они скажут друг другу больше пары слов? Наверное, ничего.
Продолжая думать об этом Вадим постепенно пришел к мысли о том, что его родители, должно быть, жалеют, что у них такой скучный и никчемный сын. Он не сделал ничего плохого, нет, наверное, он не был для них такой уж обузой, хорошо учился, не пил, почти не курил, хотя, скорее всего, мать знала, что в кармане рюкзака у него лежала начатая пачка сигарет, или чувствовала, когда от самого Вадима пахло табаком. Он не скрывал этого, не прятал, если она и проверяла его карманы, то должна была видеть, что сигареты лежат уже несколько месяцев и исчезают слишком медленно, чтобы начинать переживать за сына. Вадим называл это «дружеской» пачкой, ты достаешь ее, куришь с друзьями, терпишь мерзкий сигаретный дым, а потом убираешь до следующего раза, чтобы при встрече снова сделать вид, что куришь перед людьми, которые сделают вид, что дружат с тобой.
И хоть резких отрицательных черт у Вадима, кажется, не было, положительных он тоже в себе не находил. Наверное, с ним было довольно легко, ему не нужно было много денег, не нужно было напоминать про «уроки», дела по дому и прочие вещи, которые обычные люди умели выбрасывать из головы. Вадим не умел. Он просто постоянно держал в мыслях все, о чем его когда-либо попросили, даже если это был пустяк, даже если его заверили, что напомнят в нужный момент, Вадим все равно панически боялся забыть что-нибудь и подвести людей. Подвести кого-то, быть неудобным, быть сложным – вот, чего он опасался больше всего.
Выйдя из метро и вдохнув свежий воздух, если в центре Питера он вообще был, Вадим ненадолго остановился, посмотрел на затянутое облаками серое небо и, резко выдохнув, зашагал к университету, по пути взяв у какого-то неприятного улыбчивого парня листовку. Вадим сунул ее в карман, даже не посмотрев, что ему пытались продать и пошел быстрее, надеясь успеть перебежать дорогу, не попав в лапы еще одного промоутера. Нет, одного «доброго дела» для этого утра было достаточно, не хватало еще притащиться на пары с помойкой вместо карманов.