На самом же деле печать душевного неблагополучия на лице Муромского отражала приступ меланхолии, парадоксальным образом вызванной судом, несмотря на принятое им решение в пользу ответчика. Не ощутил Родослав Иванович какой – то особой радости, нет! Вовсе не ликовала его душа, когда судья не признала обоснованными претензии Полины Суетиной на алименты. Разве, что уловил некое лёгкое удовлетворение сродни тому, какое ему приходилось в молодости испытывать после победы на борцовском ковре над явно уступавшим ему в силе и опыте соперником. Да, он считал Полину ещё той склочницей и стервой, но всё равно, почему – то, ему было жалко эту слабую, в сущности, женщину.
Удивительно, но самое большое впечатление на него произвела его собственная речь в суде. Кому – то может показаться странным, но готовить что – то подобное заранее не приходило в голову ни самому Муромскому, ни его адвокату. Речь, по этой причине, вынужденно оказалась полным экспромтом и была совершенно искренней без тени лукавства. Неожиданно для самого себя в ней ответчик впервые мысленно сформулировал и произнёс вслух то, что составляет суть жертвенности в миссии оплодотворителя, о которой тридцать лет назад говорила ему единственная по – настоящему любимая, сыгравшая в его жизни роковую роль, женщина – Виктория Гессер. И жертва эта – его собственная семья и его настоящие собственные, а не биологические дети. Вновь и вновь он мысленно подвергал ревизии прожитые десятилетия своей жизни, пытался ответить на принципиальные философско – этические вопросы: был ли смысл в том, что он называл своей особой миссией, или принятый им и воспринятый, как мессианский, образ жизни есть его главная ошибка? А если, всё – таки его деятельность в качестве оплодотворителя не бессмысленна, но необходимо сопряжена с личной жертвой, то до какого момента должна она продолжаться – до скоропостижной кончины, до неизбежного возрастного полового бессилия, если судьба жить долго? Не пора ли поставить точку?
На почве душевных терзаний, преследовавших Муромского, он даже отказал нескольким претенденткам на новые контракты, а исполнение обязанностей по действующим оставалось возможным только благодаря усилиям воли, чтобы преодолеть нежелание, и всё ещё достаточно высокому уровню тестостерона в крови, чтобы смочь.
Когда на пятый день после суда на мобильный телефон Родослава Ивановича поступил вызов с незнакомого номера, он подумал, что придётся в очередной раз вести неприятный разговор о невозможности контракта.
– Да, слушаю вас.
– Извините, это господин Муромский?