Смешно или страшно (Круганский) - страница 38

─ Мысль ─ единственное творение человека, сумевшее пробиться сквозь пепелище его разума…, ─ читал Ромка, ─ как верно. Водные глубины таят в себе как весомые чудеса, так и сокрушительные катастрофы. Пройти сквозь лесистую поверхность жизни, значит ослабить рощу… Что? Что водные глубины?

Он перечитал предыдущее предложение еще раз:

─ Водные глубины таят в себе как весомые чудеса, так и сокрушительные катастрофы. Это же совсем про то, что случилось со мной. Это было и чудо, и катастрофа. Я и удивился, и упал в глазах жены. Надо отметить эту фразу.

Ромка отложил крышку сахарницы и встал, чтобы найти карандаш. Он достал его из ящика стола и обвел про водные глубины и чудеса. Потом закрыл тетрадь и потянулся к чайнику. Оказалось, что он, не замечая того, опрокинул сахарницу на бок. Сахар высыпался, и кто-то неизвестный написал в нем: “Делай, что велят”. Ромка сжал зубы от злости и затряс головой. Что это такое? Он попытался схватить сахар, как бы придушивая его.

─ Что ты знаешь? Что ты знаешь? ─ шипуче шептал он, склонившись над столом. Сахар молчал. Ромка смел его обратно в сахарницу, а заснуть смог только в пять.

>>>0<<<

В семь он уже встал на работу. Жена продолжала спать. Ромка оглушительно хотел спать, побаливала голова, но настроение было боевое. Он как будто глотнул отваги из большой красной кастрюли с отвагой.

“Что за чушь? ─ думал он. ─ Я должен кого-то изнасиловать на работе. Бред. Я? Изнасиловать? Двойной бред. Я все это выдумал. Что? Меня выебли? Чушь. У меня ничего не болит. На меня напало говно? Полная ерунда. Где оно тогда?” Он посмотрел в зеркало. Приличное двдацатидвухлетнее лицо с ухоженной бородой ─ ни следа экскрементов. Он взял помаду и уложил волосы направо. Совсем идеально, можно завтракать.

На работе Ромку сразу засосало в водоворот задач, и скверные мысли окончательно отступили. Его рабочей группе нужно было придумать новую миссию и ценности для компании: старые как-то подыстаскались и уже не смотрелись так молодцевато, как два года назад, когда их придумала прежняя команда. Если “профессионализм” еще можно было терпеть, то “взаимоуважение” никуда не годилось.

Ромка выписал на листок четырнадцать ценностей, которые точно оставались. Теперь ему нужно было придумать им новые определения. Он решил начать с “добродушия”.

─ Добродушие… добродушие, ─ бормотал он, обводя слово ручкой. Вдруг он резко поднял голову, оглядел коллег в комнате и подумал, кого бы он выбрал для насилия, на котором настаивали незнакомец в лифте и гора в ванной.

Мужчины в список не попали: Ромка не очень любил их. В комнате сидело четыре женщины и, помимо желания, Ромка обнаружил, что взял свежий листок, разделил его на четыре части и записал фамилии коллег: Колодцева, Грушно, Соитенко и Петрова. Бормотать уже было нельзя, поэтому Ромка перенес рассуждения в область мыслей.