Пиво ничуть не успокоило моих мыслей, ничуть не охмелило меня. Я сел у полок, залпом допивая гадкое пойло. Плечи обессиленно опустились, горячие веки закрылись, уставшая тонкая рука уронила пустую банку, покатившуюся по сломанным плиткам. Меня склонило в сон. Я был бы рад заснуть и никогда не просыпаться, никогда снова не встречаться с этими проклятыми отродьями ада. Мне страшно спать, потому что они могут проникнуть в магазин, но тело до безумства измучилось, и я никак не могу не спать. Мне страшно проснуться снова, потому что ненадолго восполню силы, подкреплю своё желание жить, потому что снова придется бежать. Я устал. Я хочу умереть во сне.
Я уснул. Проснусь ли я снова? Что случится, когда я всё же открою глаза?
Я проснулся оттого, что показалось, будто солнце бросило свой яркий луч на меня. Но, открыв глаза, понял, что ничего этого не было: на небе по-прежнему висит серая пелена облаков.
Неужели я до сих пор жив? Как? Возможно, существует та высшая сила, говорящая, когда нам стоит бороться, а когда нам умирать. А, может, меня защитили лишь переклинившие электрические двери.
Я поднялся без особой охоты. Частые ряды с едой зарябили в глазах, я едва не упал. Ослабевшие ноги старались удержать вес тела, худые руки пытались ухватиться за что-нибудь. Заставляя себя двигаться, я прошел между стеллажей. Странное ощущение посетило меня, будто вчера я выпил целый ящик пива, закусывая отвратительной острой едой. Я, сдерживая позывы желудка, склонился к нижней полке, где размещались конфеты. Схватив одну из упаковок, я разорвал её, рассыпав половину ярких сладостей, и трясущимися руками запихнул одну. Вдруг с удивлением я услышал собственное глубокое дыхание, словно я бежал много километров не останавливаясь. Закрыл глаза, почувствовав расслабление от набежавшей сладкой слюны, облокотившись на ряд, и с твердым намерением решил, что дальше так продолжаться не может: кто-то должен сдаться: я или они. Наверное, это буду я. Я, как самое малочисленное среди сторон.
Им не чужд страх, они ничего не чувствуют, их стадное чувство объединяет и заставляет меня бояться их. Но больше этого не будет. Они хотят получить меня, что ж, тогда пусть попробуют взять. Но я так просто не дамся.
Игры закончились.
Подорвавшись, я бросился к прилавку с консервами, шаря по ним ладонями, я пыхтел и был готов съесть всё разом, лишь человеческое начало сдерживало меня. Набрал пару банок, попробовал консервный ключ, вернулся к месту своего привала. Тут я сбросил рюкзак с остатками еды, закинул в него консервные банки и натянул на костлявое плечо. Подбежал к ящику с тканями, но тут не оказалось ничего полезного, только два целых мотка хлопчатобумажной ткани в цветочек. Возможно, пригодится. Долго шаря глазами вокруг, я обнаружил около кассового аппарата рюкзак. За несколько шагов преодолев расстояние, схватил сумку и раскрыл её. Внутри лежали игрушки и детские бутылочки. Весьма полезное снаряжение для молодых мам. Неприятные чувства захватили меня с головой. Картинки с мертвыми женщинами и девушками пронеслись в памяти. С яростью, заглушающей воспоминания, я вытряхнул всё на пол и осмотрел рюкзак. Вполне приличный, только пыльный, с тремя отделениями и двумя боковыми карманами. Сняв со спины свой старый рваный рюкзак, я начал перекладывать его содержимое в «новый». Скаля зубы, я едва не смеялся. Консервы, большие и маленькие, летели в темное жерло рюкзака. Два мотка тканей положил в боковые карманы. Чувство великого триумфа воскресило меня: я был готов сделать всё, что угодно. Закончив с консервами, я заглянул в мясной прилавок, но от жуткой вони мой желудок свернуло круче, и я отошёл к кормам для животных. Прочитав состав упавшей коробки с едой для собак, я подумал, что животных кормят лучше, чем людей, и взял с собой несколько упаковок. Не было никакой стыдливости: я хватал всё, что можно было съесть, что ещё оставалось на этих развороченных полках, и не думал о последствиях.