Мотылек в бамбуковой листве (Ворожцов) - страница 30

– Ну… вы меня в тупик ставите, товарищ лейтенант. Не могу сказать, чтоб я прямо-таки безотрывно глядел на улицу.

– Вот, думаете, по тому, как выбежал второй – скорее он, может, на готовенький труп Ефремова наткнулся, испугался, что Ефремов мертв? И давай деру. Или, все-таки, будучи сам убийцей, с места преступления пытался уйти поскорее?

– Вот уж задачку задали! – Пуговкин поскреб затылок.

– Вы просто подумайте, Гавриил Варламович.

– А как тут – с лету-то! – определить? Может статься, это вы, товарищ Ламасов, и правомочны по походке человеческой виновность в преступлении установить, а мы – Пуговкин, человек рядовой, простосердечный, такими дарами божьими не наделены! Но я думаю еще вот так: испуганный он был, что Ефремова застрелил – и такое ведь допущение имеет право на жизнь? В конце концов, небезосновательно? Убил, потому и испугался, испугался, может, что сцапают его – вот и убежал!

Варфоломей оценил справедливость замечания:

– Допустим, допустим.

Участковый инспектор, которому надоело молчать, спросил:

– А не видели, когда именно начались эти перемещения?

– Ну, я сам-то и сел покурить, значит, когда только-только первый вышел, так что вот так… он-то вышел, а я закурил!

Варфоломей опять перехватил инициативу:

– А скажите еще, Гавриил Варламович, в подъезде ведь не горел свет – я правильно рассуждаю? Темно было, верно?

– Это да, по-моему, не горел, – Пуговкин энергично мотнул головой и повторил, – по-моему, не горел. Я уверен, что не горела лампочка на этаже у них, темнота – хоть глаз выткни!

Варфоломей обмозговал информацию, богатырски-душевно хмыкнул и резво мотнул головой с плутовской ухмылочкой:

– Экий вы, Гавриил Варламович, как ангел – всевидящий!

Пузатый мужичок приятно сконфузился.

– Я же говорю, что нить нащупал, – надулся участковый.

Варфоломей кивнул:

– Молодец, возьми с полки пирожок… а вы, Гавриил, могу вас по имени?

– Ну-дык… Да хоть бы и по имени, а как еще?

– А вы, Гавриил, скажите-ка… который-нибудь из троих в курточке кожаной, черной, да в шапке вязаной на макушке…

– Вот, который последний – кто через улицу перешел, он-то в куртке кожаной, на глаз примерочно, черной-пречерной. Но по шапке не скажу, что у него там на голове было, шел он быстрым шагом, руки в кармане брюк, так что плохо разглядел я.

– А двое других во что одеты были?

– Да кто-ж их знает, товарищ лейтенант, далековато для моих глаз, но приблизительно одинаково, хотя первый, который направо ушел, я помню – да, я точно вспомнил! – он капюшон накинул. Но в остальном, во что мужичье одевается ныне по моде – я сам в пальто хожу. Но вот еще скажу – что у первого и второго при себе сумки были, компактные такие, с ремнем через плечо. Второй, как сумасшедший выскочивший, у него я сумку точь-в-точь заприметил, наверняка, потому как она закрутилась лихо, а он ее на ходу, на бегу, значит, рукой оправлял.