Пуговкин ощутимо стушевался, но номер продиктовал.
– Я только на минуту буквально, – побожился Варфоломей.
С полминуты вслушивался в слипающиеся, гудящие звуки.
– …не отвечает что-то, наш гражданин интеллигент.
– Может быть, он уже спать лег, – допустил Пуговкин.
– Кто знает?
– А адрес у Рябчикова какой? – спросил участковый.
– Да, скажу, это… – Пуговкин скрепя сердце проговорил, – ну, улица Скопидомская двадцать девять, а квартира восьмая.
Варфоломей повесил трубку, не дождавшись ответа.
– С Рябчиковым если и будем разбираться, то не раньше утра.
– А что не теперь?
– Человеку отоспаться надо, в трезвом уме быть, а оснований для допроса у нас – во! – Ламасов показал ему фигу, – ни шиша! Не тот, по-моему, Рябчиков человек, утомленный он, чтоб остывшую распрю распалять, когда своей жизнью зажил.
– Ну, может, и так.
– Вы идите, товарищи, а я до Бориса Геннадьевича все-таки дозвониться попробую… – пробормотал Пуговкин, – я ему про Ефремова умолчу, и если он ответит, я вам перезвоню в отделение. Правильно я рассуждаю? Хочу поспособствовать…
– Как хотите. Только про Ефремова – ни-ни!
– Понял.
Варфоломей застегнул куртку, а потом оба правоохранителя попрощались с хозяином квартиры и удалились восвояси.
– А если он Рябчикову про Ефремова обмолвится? И если Рябчиков Ефремова убил? Он ведь на месте не останется…
– Ну и пусть, – ответил Ламасов, – пускай побегает, а как выдохнется астматик наш – сам приползет к нам, если убил Ефремова, а если нет, так пущай гуляет себе свободно и дышит легко.
Варфоломей спускался, наступая на каждую ступеньку.
– Ну, лейтенант, мы сработались? Я правильно понимаю? В целом – неплохо поработали по Пуговкину и Рябчикову, а?
Они вышли на свежий воздух. Варфоломей потянулся, тряхнул усталыми кистями и скрутил руки на груди, оттопырив локти.
– По фамилии-то тебя как?
– Аграфенов я, Эраст Аристархович. Вы мое поведение ранее простите – что я так несерьезно, легкомысленно, цинично…
– …а что ты, Аграфенов, оправдываешься! Поступки-то твои, не мои – ты ими не окружающим зло чинишь, а самому себе. Вот подумай-помысли хорошенько, твоим деткам да внукам в стране жить, не моим, а тебе что – все гнусь одна, хиханьки да хаханьки, как на базаре, форма да дубинка покрасоваться только? Почета снискать хочешь? Ну-ну… ты, Аграфенов, не забывайся, – Ламасов его за карман куртки потискал, – не запамятуй, в уме держи, что ты при погонах, что молодежь наша на тебя ориентироваться захочет, а ты какой пример подаешь им?
– Да, – пробормотал участковый.
– Ну сам подумай, вульгарно до безобразия, бесчестишь самого себя! Тут дело не безделка, человека убили, да и не человека – ветерана войны отечественной! – отца, между прочим, хорошего, дисциплинированного милиционера Тараса, друга близкого и товарища моего – пущай и покойного уже! – а ты стоишь, как хорица на дискотеке, папиросы стреляешь у перетрухнувших пешеходов да зубоскалишь, смеешься, веселишься над ерундой, над пошлятиной вашей, тьфу ты…