Варфоломей широко, облизывающе-сладостно улыбнулся.
– Здравая мысль, следователь Крещеный, а мимоходом и по переулку линейным осмотром пройдемся, – рассудил он.
– А чего ты хочешь найти, в темноте-то? До рассвета еще два часа, – сверился Данила со строгими настенными часами.
– Вот фонари нам, следователь Крещеный, на что нужны?
– Вопрос, я понимаю, риторический?
Варфоломей, снимая куртку и доставая шапку, ответил:
– Правильно, правильно понимаете, следователь Крещеный!
Ламасов с гомерически-зловещим хохотом потянулся к дверной ручке, но промахнулся ухватиться за нее – она сама опустилась, скакнула вниз, и опять заглянула в кабинет Алиса Иосифовна.
– Варфоломей Владимирович, – певуче протянула она.
– Алисонька, мы со следователем Крещеным торопимся, что там?
– Тут к вам пожаловал таксист, зовут Кирилл Ильич Горчаков, который пассажира подвозил на Головольницкой, – ответила девушка.
– А что, время подходящее! Давайте его сюда с руками и ногами!
Ламасов зашвырнул шапку обратно и повесил куртку.
– Горчаков… Варфоломей Владимирович… по-моему, страшно напуган, – доверительным шепотом предупредила Алиса Иосифовна.
– Пригласите Кирилла Ильича через минуту. Я им займусь.
– Слушаюсь!
– Ну все, Даня, – Варфоломей потер ладоши, возвращаясь к столу, – Кирилл Ильич, значит, вот теперь и поглядим, кто нашего подозреваемого подвез – и я думаю, что мы этого таксиста, шоферюгу этого – раз-два! – Варфоломей взмахнул ладонью в воздухе, – в два подступа оприходуем, как масло на хлеб намажем, а оттуда… напуганный этот… нам все выложит, я ему вариантов не оставлю – а уж если он руки замарал связью преступной, что много вероятно! – то пусть наш брат трижды перекрестится, беды ему не миновать – я его досуха выжму! А может статься, что и фоторобот набросаем убийцы!
Варфоломей отвлекся на робкий, безвольный стук, поднял блестящие глаза.
– Войдите! – громко пригласил он, – а ты, Даня, пока постой в коридоре да позвони участковому инспектору Аграфенову…
– Понял!
Крещеный коротко кивнул и, прежде чем покинуть кабинет, отступил на шаг, смутившись и поглядывая на очаровательно улыбающегося Ламасова, который смутился тоже – а Данила вежливо отступил, пропуская кланяющегося, здоровающегося и топчущегося на месте, потливого и запыхавшегося мужчину с его выпуклыми философскими залысинами и багряными от прилива крови ушами, с мутными, болезненными, оловянными и аллергически-слезливыми глазами; Горчаков, семенящий к спасительному стулу шаркающей походкой, аккуратно держал пальцами дужку очков и протирал запотевшие, присыпанные перхотью с бровей линзы розовой салфеткой с ромбическим узором.