Нефтечалов опустил голову.
– Расскажите, что случилось в день убийства Ефремова, – спросил Крещеный.
– А вот что случилось – я выстрелил в Ефремова из ружья в целях самообороны, – спокойно ответил Нефтечалов, – но то было не ружье – то был пламенный меч херувима, карающий тех, кто посягал на недоступное им! Таких как Акстафой, к примеру – но его сын… бедный, несчастный Глеб! Он родился среди людей, которые его не заслуживали – вся семья Глеба была испорченной, но не он! Акстафой, я помню, как папаша его – отец Леши, то бишь! – помню, когда мы с Акстафоем сами пацанами были, папаша его на работе подворовывал махорку, которую еще не расфасовали, прямо с конвейерной ленты и давал нам, пацаньбе, чтобы мы приобщались к криминалу, а себя, поди, считал – крутым, как это, бишь, в среде-то бандитской!? Не помню. Я вот тогда-то знакомство и свел с Акстафоем, когда он меня учил самокрутки крутить! А я за ним подозревал, что он, небось, пассивный гомосексуалист – он себя пацаньбе постарше бить позволял, да прогуливал физкультуру, симулируя приступы астмы, чтобы круги в спортзале не наматывать. Мне и драться приходилось за него, и учить его – как мяч по воротам правильно пинать, и еще чего-то… И вот… с тех пор – сколько лет! – а на меня опять Акстафоевы задолженности переваливаются – но в чем знак судьбы?!
Нефтечалов посмотрел на Ламасова, потом – на Крещеного.
– Не молчите, товарищи милиционеры, ответьте мне, я требую ответа – вот чего я хочу знать! Почему Господь не оставил меня в блаженном моем неведении – почему привел в тот дом, где жил Акстафой?! Вы мне ответьте – это случайность или промысел Божий?! А если это первое, то я – ошибаюсь, но если же – второе!? То что прикажете делать, как прикажете понимать это!? Я не пойму этого… Я ведь Акстафою мало-помалу еще со школьной скамьи прощал долги его – по мелочи, по копейке! Приучал его, самдурак, к харе, к халяве! То ему чеченца на шалфей не хватает в рыгаловке школьной, то у кого еще одолжится – а о своих долгах вспоминал только тогда, когда время одалживаться наступало, мол, вот тебе крест, Назар, помню – отдам до копейки, но сейчас времечко трудное, подсоби в последний раз, а я тебе через месяцок – во, как пить дать! А потом меня опять раскручивает, разводит на рубль-два, то ему взаймы на билет в киношку, на закрытый сеанс, то поросенка своего побаловать порнографией какой – а уж дело это Акстафой любил, и аппетиты-то у него все росли и росли с годами, с летами! Плати за видеокассеты ворованные, за журналы гламурные с грязно-откровенной порнографией всякой – вот Акстафой с бледной рожей и разгуливал, как труп неживой, что у него кровообращение и мысли сосредоточены были ниже пояса, а голова – что твоя Джомолунгма, почитай, в космосе! Ни воздуха, ни кислорода не поступает к мозгам-то, а мысли все – в одном только направлении, в одном русле у него текут…