Первая встреча проходила, что называется, чинно-благородно[50]. «Большой директор» подтвердил, что ознакомился с моим письмом и со всеми документами в приложении, а также выразил озабоченность текущим положением дел. «Расскажите, пожалуйста, все, как есть, – доверительно сказал он мне, – я хочу разобраться во всем хотя бы для того, чтобы исключить в будущем саму возможность повторения подобного. В нашей компании я никогда не сталкивался с описанной вами ситуацией». Я подумал о том, что история циклична: в крупных компаниях любые упорядоченные активности осуществляются с гласной или негласной санкции руководителя, а с учетом того, что и «большой директор», и моя руководительница работали в компании уже много лет, представлялось маловероятным, чтобы мой случай был первым и единственным конфликтом такого рода в их практике. Скорее всего, неугодных сотрудников травили и выбрасывали на улицу и раньше, я же оказался первым, кто оказал сопротивление – вот в это я мог поверить.
Начав с благодарности «большому директору» за его оперативное реагирование на мое письмо, быструю организацию встречи, а также желание помочь «нам всем», я медленно, выразительно и лаконично – моя речь была выверенной и отрепетированной – поведал обо всем, что содержалось в моих письмах генеральному директору. Там, где это было уместно, я поблагодарил руководительницу – за оказание поддержки в решении тех задач, которые были успешно выполнены. Я привел перечень этих задач, включая подготовку бизнес-кейса, утвержденного группой директоров, в которую входил и «большой директор» – он, кстати, тут же подтвердил, что так оно и было. Конечно, никакой реальной поддержки руководительница мне не оказывала, однако, выразив ей благодарность, что было вполне допустимо в данном контексте и не могло показаться лестью, я стремился дать понять «большому директору», что не подвержен эмоциям. Это послужило бы свидетельством того, что по не зависящим от меня причинам я действительно оказался в ненормальной ситуации, и поэтому не стоит объяснять мои действия тем, что я, как маленький мальчик, на кого-то обиделся. К моим словам надлежало отнестись с полной серьезностью, так как списать что-либо на мою «неадекватность» было нельзя, не говоря уж о том, что каждый мой аргумент был зафиксирован в переписке и подкреплен юридически. И «большой директор» понимал это.
Завершив свой рассказ, я еще раз поблагодарил «большого директора» за уделенное мне время и попросил его предпринять конкретные шаги, которые, если он сочтет это нужным, я буду рад с ним обсудить, чтобы разрешить конфликтную ситуацию. Он подтвердил, что конфликт действительно есть, и сказал, что уже разговаривал с моей руководительницей и планирует вновь побеседовать с ней после завершения нашей встречи. «Руководительница, кстати сказать, – заметил он, – имеет к вам массу претензий»; далее «большой директор» привел примеры задач, которые, по ее словам, я выполнил некорректно. «Большой директор» тут же сделал оговорку, снимающую с него всякую ответственность: он, дескать, не может судить о том, как я справлялся с заданиями, потому что не давал их мне и не проверял результаты моей работы, он всего лишь передает мне мнение руководительницы. Такие реплики «большого директора» показывали, насколько профессиональным переговорщиком он был. После того, как я быстро и точно привел контраргументы, доказывающие, что обратная связь руководительницы является несостоятельной, так как многие из указанных ею задач вообще не относились ко мне, другие же были выполнены вовремя и качественно, о чем свидетельствуют успешно продолжающиеся проекты, «большой директор» лишь пожал плечами. Его выстрел не попал в цель, но он успел снять с себя всякую ответственность за нажатие на курок. Этот человек не зря занимал такую высокую должность. Он также рассказал мне про