— Что за дерьмо? Ты во что ввязался?
Он тряхнул головой. Скривил губы.
— Рано говорить об этом. Но я должен быть уверен, Вандор, — щурясь, он посмотрел мне в глаза. – Не хочу тебя втягивать. Но знать мне нужно.
— Ты и так знаешь.
Алекс хлопнул меня по плечу и встал. На первый взгляд ничего не поменялось. Только в воздухе повисло ощущение опасности.
Чёрт подери! Что опять задумал этот сукин сын?!
Подняв с газона мяч, Алекс кинул его обратно на траву и пнул. Прошёл вперёд и остановился в тени дома.
— Алекс, — окликнул его.
Он повернулся.
— Я с тобой, даже если ты решишь вывернуть эту землю кишками наружу.
— Примерно это я и собираюсь сделать.
Проводив выскользнувшую в сад чёрной кошкой Стэллу, я пошла укладывать детей. Сегодня мне особенно хотелось сделать это самой. Было уже темно, дорожки у дома выхватывал только свет фонарей и включенные фары машины Алекса. Доминика уснула быстро. Её кудрявые тёмные волосы рассыпались по бледно-розовой наволочке, а губы приоткрылись. Дыхание было размеренным и сладким.
— Спокойной ночи, мамино Солнышко, — прошептала я, выключая бра. Моё сердце сжималось от любви и нежности к ней.
Она была прекрасна даже в тот момент, когда только-только появилась на свет. Роды были изматывающими, но стоило уставшей акушерке приложить её к моей груди, стоило мне почувствовать её тепло, услышать первый крик, я забыла обо всех мучениях. Разве может мать ничего не почувствовать, глядя на своего новорождённого ребёнка? Мать – нет. А раз так, то к чему думать о том, чего у меня никогда и не было?
Перед тем, как пойти к сыновьям, я посмотрела в окно. Как раз в этот момент к машине подошла Стэлла. Дверцы хлопнули, фары мигнули.
Шесть лет назад мы со Стэллой были двумя потерявшимися, испуганными и израненными зверьками, которых не ждало ничего, кроме унижений и страха. Так я думала тогда. Уверена, что и Стэлла тоже.
Отогнав воспоминания, я пошла в комнату к Дане. Поцеловала его, уже спящего, прикрыла одеялом голую стопу и зашла к Марку. Тот заворочался под одеялом.
— А зачем папе мёртвый дятел? – он тоже уже засыпал. Но, видимо, вопрос мучил его слишком сильно, чтобы отложить до утра.
— Его привёз ему один дядя. А папа… Он забыл про него.
Я поглаживала сына по голове. Кожа у него была бронзовая, как и у его отца. Красивый ребёнок. Когда-нибудь он вскружит голову какой-нибудь девчонке, вроде меня, и та пропадёт в бездне его синих глаз. Я улыбнулась, накручивая прядки отросших волос на палец.
— Лучше, когда птицы живые, да?
— Да, — ответил сын. – Мам… Мне нравится Милка. Только почему её зовут Милка?