В ответ я получил быстрые кивки головой, что выражали полное согласие.
— Вот и отлично. А теперь занимайтесь своими делами. Геннадий Анатольевич, если вам не нужно ничего дополнительного, то я бы хотел начать работать сейчас. Вы способны начать? Или вам нужно что-то ещё?
— Нет-нет, мы можем начать прямо сейчас. У вас ведь, как я помню, имеются учебники? Их более, чем достаточно!
— Тогда идём! — кивнул я и направился в свою квартиру, по пути отмечая, что вокруг теперь везде наведён порядок и чистота, не смотря на то, что было тогда, когда я только очнулся.
В своей квартире, в гостиной, где стоял короткий диван, уселся Геннадий Анатольевич, на деревянном столике перед которым лежали учебники, которыми я пользовался. Его интересовали только нужные ему учебники по химии, за восьмой, девятый класс. А так же учебники по органической химии за десятый и одиннадцатый класс.
Следующие два часа я и профессор только и делали, что учили химию. Точнее, учил её я, он же активно преподавал её мне. В какой-то момент нам пришлось отвлечься, чтобы найти пишущие принадлежности и что-то, на чем можно было бы писать, чем выступила толстая тетрадь, в которой было исписано только первые несколько страниц. Страницы эти были вырваны, оставляя более чем девяносто листов для написания. А когда я попробовал пописать, то понял, что тетрадь эта ранее принадлежала мне, так как почерк нового меня и старого, хоть и сильно различался, профессор однозначно сказал, что это мой почерк.
Впрочем, писал и пользовался тетрадь, все же не я, а сам профессор, который наглядно старался иллюстрировать мне всё, о чем он мне говорил, иллюстрировать схемы построения молекул, уравнения преобразования веществ и так далее.
На протяжение двух часов он заново прошёлся с основ химии, которые я прочитал в учебнике самостоятельно, и ушёл намного дальше, при этом, хоть и рассказывал и учил он меня тому, что я уже знал и помнил, он делал это более подробно, понятно, с примерами, пояснениями и так далее.
Слушать Геннадия Анатольевича, когда он начинал говорить о том, чему посвятил, наверное, всю свою жизнь, было настоящим удовольствием. Он не запинался, всегда говорил чётко и понятно, проговаривая то, что он уже проговорил сотни и тысячи раз до этого. Запоминать всё было просто. Всё, что он говорил и объяснял, все примеры, которые он приводил, всё это я запоминаю сразу, сходу, прекрасно понимая, что он пишет и говорит.
Через два часа на улице уже была полная темень и мы говорили только потому, что Эми, через полчаса занятий, когда уже стемнело окончательно и даже горизонт не освещался далёким Солнцем, принесла нам большую свечу, найденную в одной из квартир. Однако, даже так мы не могли продолжать слишком долго — проблема была в том, что Геннадий Анатольевич, хоть и сам любил преподавать и ему нравилось объяснять мне всё, нравилось учить меня, всё же является человеком, к тому же, уже старым человеком. Он устал, что было видно по его мимике, жестикуляции, давление крови поднялось, его клонило в сон и глаза слипались.