— Спасибо, но не хочу, пап. Это же надо везде ходить, с кем-то разговаривать… А у меня сейчас просто нет сил на это. Нужно хоть немного побыть одной.
— Да уж… Нашла лекарство… Ну не могу я спокойно смотреть, как ты бесцельно шастаешь из угла в угол. И всё время ревёшь… Подумай, Марьяш. Там море, горы. Новые места, новые впечатления. Куча твоих ровесников. Отвлечешься, развеешься… А здесь — что? Будешь сидеть в четырех стенах и всё время думать о произошедшем, медленно впадая в депрессию? Ну, не на транквилизаторы же тебя сажать, в конце концов… Съезди. Попробуй. Всего две недели. Не понравится — вернёшься в любое время. И тогда уже будем вместе размышлять, как жить дальше…
Марьяна снова отрицательно покачала головой.
— Пап, ну зачем своей кислой рожей портить людям отпуск? Если тебя раздражает, что я всё время брожу по дому, обещаю больше не высовываться из комнаты. Только по необходимости. Не хочу я никуда отсюда уезжать…
— Ну что ты такое говоришь? Это твой дом. Ты имеешь право ходить, где хочешь. Жизнь тоже твоя. Думаешь, она закончилась? Нет. Всё пойдет. Время лечит. Просто не нужно постоянно ковырять незажившую рану. У меня одна дочь. Другой нет. За кого мне ещё переживать? Я люблю тебя и желаю только добра. Думаю, что сейчас смена обстановки — лучшее лекарство.
— Не знаю, пап…
— Не отказывайся сразу. Утро вечера мудренее, — мягко сказал генерал и вышел из комнаты.
Спустился в гостиную. Налил себе коньяка. Прошел на террасу, освещённую светом уличных фонарей. Опустился в ротанговое кресло. На душе скребли кошки.
— Ну, как она? — послышался тихий голос жены, — Получше?
Андрей Михайлович тяжело вздохнул и сокрушённо покачал головой.
— Ревёт. И разговаривать не хочет. Сильно её приложило… Снотворного попросила, дал таблетку. Может, успокоится немного…
— Да уж… — задумчиво проговорила Тамара Михайловна, — Я её такой никогда в жизни не видела. Всегда знала, что у меня девка не пропадет. Не сдастся, не повесит нос, найдет выход из любой ситуации. А сейчас… Как будто подменили. Вот тебе и хороший парень…
— Я не знаю как поступить, Тамар. Пусть сами разбираются или всё-таки вмешаться?
— Не лезь, Андрюш. Пускай всё идёт своим чередом. Взрослые люди. Может, помирятся ещё…
— Марьяна решительно настроена. Сказала, что не хочет его больше видеть…
— Дай ей сначала остыть. Трезво взглянуть на ситуацию. Знаешь ведь, сгоряча можно таких дел наворотить… А ты из добрых побуждений полезешь, а потом себя всю оставшуюся жизнь казнить будешь…
В невесёлых раздумьях Андрей Михайлович вновь поднялся по лестнице. Тихо открыл дверь в комнату дочери. Та беспокойно спала. Жёлтый свет фонаря, проникающий через окно, освещал бледное лицо. Длинные волосы разметались по подушке. Щеки были мокрыми, а губы тихо шептали: — Как ты мог, Денис… Как ты мог…