Под яростные крики и вопли, под аккомпанемент семейного скандала, я уселась на свою бричку, и исчадье брачного ада, адепт супружеской верности покатил к могильщикам. Просто они находились неподалеку.
Старая дверь скрипнула, а на меня посмотрело вытянутое бледное немолодое лицо могильщика, собирающего трупы по улицам для дальнейшего опознания и выкупа.
«Потерялся муж? Найдется у нас!», - гласила табличка.
- Особые приметы? – спросил он. – Шрамы есть?
- Нет, но если выживет, будет, - заметила я, стоя под тусклым раскачивающимся фонарем.
Могильщик зловеще прищурился, а его сопли седых волос прикрыли болезненно желтоватое лицо. Скрюченные узловатые пальцы держали дверь.
- Может, у него чего-то не хватает? – спросил могильщик. – Руки? Ноги?
- Мозгов и совести, - ответила я, понимая, что про Дитриха не знаю почти ничего. Но тут я вспомнила день нашего знакомства! – Шрам на плече… И красная одежда! Брюнет!
- Одну минутку, - озадачился могильщик, не пуская меня внутрь.
Я стояла и смотрела на раскачивающийся фонарь. Напротив была лавка гробовщика «Похоронюшка», где предлагали «очень удобные гробы». «Ногами и деньги вперед! В долг не хороним!».
- А еще приметы? – спросил гробовщик.
- Эм… Двадцать два сантиметра! – вспомнила я.
- Нет, таких вроде бы нет! – заметил гробовщик сразу. – Он бы им за дверь зацепился, и я бы запомнил! Может, другого возьмете? Есть симпатишные! И почти свежие!
Мне подмигнули. Я вежливо отказалась.
- Где же он может быть? – задумалась я, вдыхая прохладный ночной воздух. И тут же щелкнула пальцами. – Точно! В тюрьме!
Часы показывали три часа ночи, а предвестники оторванных достоинств катились по брусчатке. Смерть нервным клеткам погоняла старого коня, который в силу возраста напоминал скелетик на копытах.
Первое, что мне бросилось в глаза, когда я въехала в тюремный дворик, - знакомая карета. Правда, без кучера.
- Простите, - начала я, стуча в дверь с решетчатым окном, как вдруг увидела сквозь прутья знакомое лицо одного из жандармов. – А Дитрих выйдет?
Наличие кареты не оставляло сомнений. Он там.
- Вообще-то не велено пускать, - замялся жандарм, узнавая меня. – А! Это ты! Ладно, проходи! Только быстро!
Я спустилась по знакомой лестнице, увидев ряд темных камер и констебля Дриббла, который дремал на стуле.
- Доброй ночи, - вздохнула я, видя, как он заерзал, натягивая фуражку и пытаясь засвистеть. – Где-то здесь мой муж! Я видела карету! Дитрих Бергендаль!
- Есть такой, - усмехнулся констебль, глядя на меня. – Ему предписано трое суток.
Трое суток? Это много! Если машинка будет простаивать трое суток, то у меня ни одного клиента не останется! У меня там целая гора вещей! Мне срочно нужны сто риалей!