Я наконец вырываюсь из оцепенения, которым меня объял мой страх, тесно подружившийся с моим подсознанием, выбираюсь телом из невидимых верёвок и могу дышать свободно, полными лёгкими. Тревога потихоньку отступает, когда я понимаю, что это был всего лишь жуткий сон. Хоть и сон, перевернувший моё сознание…
Я действую ещё совсем не резко, но уже смело, потому что больше всего опасаюсь, что сон может оказаться проекцией реальности – может, чистым совпадением, но всё-таки проекцией. Я поворачиваю голову вправо, на ту часть кровати, где должна спать сейчас бабушка. Но её нет. И её место уже довольно холодное: простыня впитала в себя кусочек утра, разлившегося по комнате через открытое окно. Я смотрю на часы, стоящие на прикроватной тумбочке – 9:12. Бабушка просто давно проснулась и уже спустилась вниз – и мои догадки, блуждающие вихрем в голове, подтверждаются сплетением двух полушёпотов. Они доносятся оттуда, с первого этажа…
Я резко отбрасываю в сторону одеяло, бесшумно спрыгиваю на ковёр и тихо, как маленький, но юркий мышонок, как маленький шпион, двигаюсь к лестнице. На каждый новый шаг сердце стучит в моей рёберной клетке с замиранием – так действует страх быть рассекреченной, поэтому, ступив, я останавливаюсь и прислушиваюсь: я выдала себя, или обо мне ещё никто не догадывается? Я превращаю это всё в игру, где нужно ловко избавиться ото всех препятствий, даже если сильно боишься их, где нужно пройти все уровни, ни один не пропуская, но при этом имея право на ошибку, и где хочется запомнить каждую деталь. Вот, например, эту лестницу… Я аккуратно прикасаюсь к железным перилам и пытаюсь представить, как они могли бы дышать, если бы были человеком – тяжело и громко. Совершив этот причудливый ритуал, я чувствую с ней единение, будто бы моя рука – это тоже часть перил, будто сами перила. И тогда шагаю на ступень, но сразу на вторую, потому что первая всегда выдавала меня: как только я касалась её своей ногой, она будто кричала, что я проснулась, билась деревом, из которого сделана, о железную форму, в которую погружена.
Тем временем, ступив на край второй ступени, я, свернувшись в клубочек, могла обследовать обстановку на первом этаже: где же на самом деле шёпотом, почти различимым, болтают бабушки? За кружкой чая в кухне? Сидя на диване, что в гостиной? Или лёжа на кровати в спальне? Только по отчётливости их голосов я могла выбирать следующую тактику: по-прежнему тихо спускаться по лестнице, перешагивая через гремучие ступени, – это в первых двух случаях; или же не прятаться и спуститься, как взрослый человек, известив их о своём пробуждении – в последнем, который, к слову говоря, случался с нами троими очень часто, но до того, как я увидела эти страшные картины в галерее своего сна.