Мгновение и в лесу остались только мы вчетвером.
– Что? Это? Было? – отчётливо и непонятливо проговорил Сава, который мало что успел увидеть из происходящего.
– Ящерица сгорела, – ошарашенно ответила я. – Только не знаю отчего.
– Из-за меня, – Кир повернулся: левая рука, которую он выставлял вперёд, дымилась и была чёрной.
– Охтыж… – просипел Костя и бросился к осевшему на траву Киру.
Костя всегда носил с собой походную аптечку. Но он не сразу в неё полез, а вначале промыл руку Кира, которая уже перестала дымиться. Ладонь Кира была ярко-красной, словно полуденное солнце, и, как заметил Костя, была очень горячей.
– Странно, – недоверчиво отозвался Костя, вертя при этом руку Кира. – Никаких ожогов нет. Хотя выглядела она так, будто побывала в костре.
– И ощущалось также, – вяло подтвердил Кир.
– Так что с рукой? – не выдержал Сава.
– Когда я попытался затормозить аспида, из моей ладони вылетел огонь, – невнятно промычал Кир, словно сам не верил в то, что говорил. – И выглядело это… нереально.
– То есть теперь ты сам не веришь в происходящее? – подколола я его.
– Ага, не верь после того, как рука полыхает так, словно её бросили в Мордор, а не кольцо, – скривился Кир.
– Видимых повреждений нет, – заключил Костя. – Больше похоже на нейропатическую боль или обычное самовнушение.
– А как тогда объясняется огонь из руки, медик ты наш? – съязвила я.
– Это уж пусть увлекающийся фольклором сам объясняет, – улыбнулся Костя. – Моё дело спасти его тело, а не душу.
– Вы слышите? – прервал нас Сава, подняв палец в небо.
Мы притихли, прислушались. Кир отрицательно мотнул головой.
– Петухи поют, – довольным шёпотом поделился Сава.
За деревьями послышался деревенский гомон.