— Прости меня, пожалуйста. Прости, — всхлипываю, не в силах удержаться от рыданий и сокрушительного чувства вины. — Это я виновата, мне нельзя было уходить. Я дура, понимаешь? Полная дура. Ненавижу грибы.
— При чём тут грибы?
— И картошку тоже ненавижу, — бухчу, сминая в кулаках футболку на груди Тимура.
— Грибы, картошка… ладно, потом поговорим, не плачь, Ромашка, — я никогда не слышала, чтобы голос Тимура звучал настолько сдавленно и хрипло.
Первый дурман радости проходит, я вижу кровь на его одежде, вскрикиваю и пытаюсь пальцами нащупать раны, но Тимур не даёт мне касаться себя: обхватывает одной рукой мои запястья, фиксирует, прижимает к груди и наклоняется низко-низко. Я сглатываю — меня стремительно утягивает в тёмную непроглядную бездну его взгляда.
— Я целый, не волнуйся. Пойдём, — Тимур указывает подбородком в сторону открытой двери, я иду за ним, но боль в колене возвращается. — Что такое? Нога твоя?
— Ты помнишь, — меня захлёстывает волной радости. Она бесконечным потоком разливается внутри: Тимур помнит о моей детской травме, из-за которой всё-таки пришлось бросить любимую гимнастику. — Нет, Тимур, всё хорошо. Это просто… это неважно.
Но Тимур даже не слушает меня: одним мощным рывком подхватывает на руки и выносит прочь из комнаты. Мы с ним — словно герои какого-то дешёвого боевика, но я прижимаюсь к широкой груди, стараясь изо всех сил не думать, откуда на нём кровь.
Это всё неважно — я обязательно когда-нибудь потом об этом спрошу, но только не сейчас, когда вокруг творится настоящий хаос.
— Элла, прикрой глаза, — шепчет Тимур, стремительно неся меня через заваленный чем-то двор.
И я на самом деле пытаюсь, изо всех сил, но разве можно удержаться и не посмотреть по сторонам?
Я вижу того самого мужчину, который так настойчиво требовал от меня видео. Узнаю его по тяжёлым ботинкам, но теперь он вряд ли сможет причинить хоть кому-то вред. Он валяется мордой в землю и наверняка совсем не дышит. Меня утешает одно: он был очень плохим человеком — хорошие девушек не бьют и не решают потом, каким способом избавиться от жертвы.
— Он живой, — угадывает мои мысли Тимур и, чёрт возьми, это самая лучшая новость. Я бы не хотела, чтобы мой невозможный и благородный мужчина брал на себя такое. — Ты же видела, как я умею вырубать людей, не убивая их?
Я задираю голову и вижу, что он усмехается. Честное слово, вокруг ад, а этот невероятный человек находит время подшучивать надо мной. Вот только…
— Ты видел меня, что ли? Тогда? Во время тренировки?
Тимур молчит, пока мы не оказываемся у серебристого Опеля. Вокруг бегают и суетятся люди, подъезжают две полицейские машины, а люди в белых халатах возятся с потерпевшими чуть поодаль. Всё это я замечаю, когда Каиров осторожно ставит меня на землю и распахивает заднюю дверцу.