Почему-то уверен, она и на работу ходит в таком же. Одевает свой комбинезон наверх и ковыряется в машинах. Для всех трудяга-Гаечка, а под одеждой развратница-Гаечка.
Зачем я это понял? И зачем я снова представил ее в мастерской. Желание обладать снова накатывало волной, поднимая из подсознания то, что я так пытался где-то там спрятать. Где-то в моем детстве.
Откидываю голову на спинку дивана и прикрываю глаза. Как я устал. Магомет уже столько и с разных сторон подходил к горе, что теперь гора сама должна прийти к Магомету.
Стою под ее дверями. С медведем в пол моего роста и снова с цветами. Но теперь не с розами. На этот раз купил ей ирисы. Они такие эротические и соблазнительные в своих нежно-фиолетовых лепестках с бархатным краем.
Я даже не знаю, дома она или нет. Просто приехал. К черту уже все это.
Подношу медвежью морду к глазку, чтобы сразу расположить Алису на дружескую беседу. Открывает дверь. Леггинсы за колено облегают фигуру, а топ на бретелях лишь для галочки прикрывают ложбинку, в которой расположился крестик на цепочке. Я бы тоже согласился быть распятым там.
Как будто знает, куда я смотрю и о чем думаю, складывает руки на груди и откашливается.
- Я уже не играю с игрушками.
- Я знаю, - киваю ей и, не дожидаясь приглашения, захожу в квартиру, закрывая за собой дверь.
- Но он шел в комплекте с цветами. - Пожимаю плечами и улыбаюсь. Моргает ресницами и берет в одну руку медведя, в другую - цветы. Специально занимаю обе руки, чтобы не смогла ничего сделать. Обхватываю лицо ладонями и тяну к себе.
- Как ты меня уже достала, Гаечка, ты не представляешь. - Через секунду врезаюсь в ее губы. Такие, какими я их и представлял. Мягкие. Теплые. Податливые как пластилин.
В ирисах есть плюс. У них нет шипов, которые могут больно впиться в голову, когда она придет в себя и решит устроить баню. Но она не отталкивает. Слышу только шум падающего букета и медведя в ногах. Чувствую, как кладет руки на поясницу, притягивая к себе. Наконец-то это все закончилось.
Она моя. Добился. Уломал. Языки, как в пламени, сливаются и обжигают друг друга. Конечно, столько терпеть. Она первая тянет рубашку вверх, вытягивая ее из брюк, и ногтями впивается в кожу на спине. Хочу, чтобы меня расцарапала. Чтобы имя мое кричала. Чтобы извивалась и стонала. Чтобы жалела о том, что так долго сопротивлялась.
Запускаю руки в волосы и стягиваю на макушке. В дверь кто-то звонит, но мне плевать. Никто нам не помешает. Пошли все вон. Удерживаю ее сильнее, но она растворяется, как льдинка в горячих руках. Оставляя в руках только что-то бесформенное. Зажмуриваюсь и открываю глаза.