– Дочь, я не имею права рассказывать что-то личное об Орловых, но и молчать не могу, – отводит взгляд к окну, приваливается бедром к подоконнику и ладонями себя обнимает. – Роман Георгиевич – очень трудный человек, с ним тяжело иметь дело.
– Я в этом уже убедилась, – говорю и ёжусь от воспоминаний.
Прикусываю язык, опасаясь, что мама уцепится мёртвой хваткой за мою неосторожную фразу, но она продолжает о своём:
– Я привыкла, у меня выхода другого не было – деньги решают всё, – тяжело вздыхает, руками по плечам проводит, греется, хотя в квартире слишком жарко. – Но ты ещё девочка совсем, молодая и красивая…
– С такой логикой мне нужно в тёмном углу сидеть.
– Марта, не ёрничай! Роман Георгиевич… у него есть одна страсть.
– Он игроман? Или алкоголик?
– Об этом я ничего не знаю, – мама хмурит брови и легонько пощипывает себя за кожу на подбородке. – Зато я знаю, что он без ума от молодых и красивых девушек, – выдыхает, будто самое тяжёлое осталось позади, и подойдя вплотную, прижимает мою голову к своему животу.
Окунаюсь в родной запах, возвращаюсь в детство, где было тепло и уютно в маминых объятиях.
– Да не нужна я ему, что ты?! – убеждаю, подняв глаза, и улыбаюсь маме успокаивающе. – Он вечно занят, мы даже не общались толком ни разу.
«У него другие кандидатуры на примете», – проносится в голове, но я намертво запечатываю эти мысли в себе, чтобы не дай бог не проболтаться.
– Он нехороший человек, злой и жестокий. И я очень боюсь, Марта, что он тебя обидит. Не прощу себе этого, понимаешь? Каждый раз думаю, а что если он… что если ты ему понравишься?
– Мама, у меня всё хорошо, поверь. Меня там никто не обижает, каждый занят своей жизнью и на временную горничную всем тем более плевать. Если бы Роман Георгиевич решил меня обидеть, уже бы сделал.
Когда-то из-за лжи у меня отсохнет язык, точно вам говорю. И когда я превратилась в такую закоренелую обманщицу?
Ложь во спасение, да? Теперь я, кажется, точно знаю смысл этого выражения.
– Вот будут свои дети, тогда поймёшь мать, – ворчит и волосы мои ерошит. – Ты аккуратна там? Ни с кем не сближаешься?
Снова нагло вру, кивая. Маму удалось убедить, что подвёз меня к дому однокурсник, и она вроде как успокоилась. Правда сейчас никому не нужна. Вдруг мы с Марком расстанемся сегодня-завтра, а мама себя накрутить успеет?
Я бы сидела так вечность, уткнувшись в мамин живот, и ни о чём не думала, но телефон мой опять напоминает о себе: звонит, вибрирует, разрушает тёплый в своей трогательности момент. Моё влюблённое сердце успевает за одно короткое мгновение сделать пару лишних ударов, подскочить к горлу и там забиться рваным пульсом – вдруг это Марк? Но на экране имя его матери, и я лихорадочно вспоминаю, не пропустила ли рабочий день с этими хлопотами.