– Как она? – спрашивает водитель, когда за нами хлопает подъездная дверь.
– Уже намного лучше, спасибо, – улыбаюсь и веду Андрея вверх по лестнице, к квартире.
Распахиваю дверь, забираю у порога пакеты и чуть не крякаю от их веса. Судя по запахам, щекочущим ноздри, и торчащему уголку разноцветной коробки, там продукты. У меня нет времени думать о нужности такого презента, пусть мама сама с этим разбирается, не для меня же сувениры.
– Анфиса Игоревна просила передать, что всё содержимое нужно обязательно съесть.
– Постараемся, – кидаю, обернувшись через плечо.
Андрей топчется в дверях, переминается с ноги на ногу, заглядывает в квартиру, словно что-то рассмотреть хочет.
– Мама спит, – говорю шёпотом, Андрей понимающе кивает и отспуает, давая мне захлопнуть дверь.
Исчезаю в кухне, быстро запихиваю пакеты в холодильник и вешаю на его дверцу записку: «Я поехала на работу! В холодильнике гостинцы для тебя от Анфисы Игоревны».
Да-да, мы с мамой обходимся старинными способами связи: трогательными бумажками под магнитиком, тёплыми записками. Нам так удобно, мы так привыкли и неважно, что весь прогрессивный мир давно перешёл на мессенджеры.
Перед выходом я аккуратно приоткрываю дверь в спальню, смотрю на спящую маму и посылаю ей воздушный поцелуй.
Спи, родная, всё у нас будет хорошо. Главное, лечись.
* * *
– Разобрала гостинцы? – без лишних эмоций в голосе, но с заметной усмешкой на губах спрашивает Роман Георгиевич, а я киваю. – Умница.
Мне не нравится эта «умница», тон Орлова не нравится, но прикусываю язык – лишние проблемы мне не нужны. В сущности, мне вообще ничего не нужно, и до особняка спокойно добралась бы сама, без лишних телодвижений со стороны четы Орловых.
Но молчу об этом, чтобы не накликать неприятности и не казаться неблагодарной.
В салоне воцаряется тишина, и в этот раз её не разрушают даже щелчки клавиш ноута – Роман Георгиевич, сидящий рядом, даже не думает работать, а я инстинктивно прикрываю коленки.
Становится неловко. После слов мамы тем более. Раньше-то я думала, что он просто несдержанный козёл, у которого в голове мука, теперь же мне мерещится второе дно там, где его раньше не видела. Бурное воображение усиливает и без того необычные ощущения, и там, где есть просто взгляд, видится что-то другое – тёмное и нехорошее. Опасное.
Господи, ну зачем вы настолько похожи с Марком?
Откашливаюсь, порывисто залезаю в рюкзак, в котором якобы есть что-то интересное. Он почти пустой, но Орлову об этом знать не нужно.
– Марта, не нервничай, тебе не идёт, – Роман Георгиевич кладёт свою широкую ладонь на мою руку, и она ощущается пудовой гирей.