– Марта, – не окрик, но что-то около, но я делаю ещё один шаг. – Стой!
Роман Георгиевич отталкивается от стола и, поднимаясь, ослабляет узел галстука и снимает “удавку” через голову, умудрившись не потревожить ни единого волоска в идеальной укладке. Пиджак перекинут на спинку кресла, держится на честном слове, и именно это почему-то привлекает моё внимание сильнее всего.
Обогнув стол, Орлов останавливается и закладывает руки в карманы. Рассматривает меня, щурится, голову склоняет набок, но не так, как делал при беседе с полноватым мужчиной в саду, нет. Он ведёт себя так, будто бы в зоопарк пришёл, а перед ним, за прутьями клетки, в крошечном вольере забавная и неизведанная зверушка.
Ещё бы палкой в меня ткнул.
– Будут ещё распоряжения?
Я добавляю в голос сарказма, только куда мне тягаться с таким мастодонтом. Моя слабая попытка казаться сильной и дерзкой моментально гасится снисходительной усмешкой – противной такой, наглой.
– Есть. Присядь.
– Но я…
– Присядь. Что? Волшебное слово забыл? Пожалуйста.
Он точно надо мной издевается, и я протестую единственно доступным мне способом: не выполняю приказ. Так и стою в нескольких шагах от спасительного выхода и смотрю в упор на Орлова.
Сейчас, когда рукава его белоснежной идеальной рубашки закатаны до локтей, а пара пуговиц на воротнике расстёгнуты, Орлов кажется обычным человеком. Нормальным даже. Только во взгляде слишком много надменного упрямства.
– Упёртая, значит?
– Я просто не вижу причины рассиживаться.
Мой речевой аппарат генерирует слова быстрее, чем их успевает обработать мозг. Это глупо, но и просто так стоять и молчать не получается. Пусть я дурочка, но смелая дурочка.
Лишь бы смелость моя боком не вышла.
Марта, помни о маме, о её здоровье. Это самое важное сейчас, остальное стерпится и забудется.
Наверное, только мысли о маме удерживают меня от необдуманных шагов, после которых будет поздно что-то исправлять.
– Очаровательная дерзость, – Роман Георгиевич тихо смеётся, только на щеках у него не появляются ямочки, и глаза холодными остаются, непроницаемыми и колючими. – Ну, хочешь стоять, тогда ладно. Мне, в сущности, дела до этого нет никакого. Каждый сам хозяин своим ногам.
– Я могу идти? – ещё пытаюсь вернуть этот бессмысленный не нужный мне разговор в удобное русло, только Орлову похоже абсолютно плевать на меня и мои желания.
– Нет, ты никуда не пойдёшь, – жёстко, безапелляционно, и я едва сдерживаюсь, чтобы ногой не топнуть. – Пока во всяком случае.
Орлов проходит к дивану, по-хозяйски усаживается и берёт в руки чашку. И всё это, не сводя с меня колкого взгляда. Делает глоток, морщится, но молчит.