Эта сказка – тоже часть терапии по избавлению от призраков прошлого.
Однажды мальчик вернулся домой, только вместо любящей мамы его встретила ведьма. Она завела его в тёмную комнату, заперла на ключ и сказала, что это такая игра. И мальчик верил, только спаситель всё не приходил, а мальчик плакал, звал маму, но страшная ведьма, лишь притворившаяся ею, громко и от души смеялась. Кажется, она была пьяна, а рядом с ней находился тёмный и страшный дракон. Он тянул лапы к мальчику, рассекал когтями воздух, а ведьма вторила ему, накрывая мир тёмным полотном.
Я сам не понял, как увлёкся этой «сказкой», и от воспоминаний снова всё внутри переворачивается. Я смотрю на Марту, а она спит, уткнувшись носом в моё плечо. Такая красивая, нежная, сильная девочка – настоящая мечта.
Но вдруг на её лицо набегает тень. Марта хмурится, ворочается, словно во сне убегает от кого-то. Пытаюсь разбудить, но Марта так глубоко уснула, что все попытки оказываются бесполезными.
Но дальше – хуже: Марта бьётся в моих руках, сопротивляется тому, что снится, бормочет: «Роман Георгиевич … вы – подонок… нет, пожалуйста! Не трогайте меня!»
В смысле?!
– Марта, проснись же.
– Вы урод! Я не буду, никогда не буду вашей любовницей, Роман…
Что?!
В крошечной комнате так много мебели и так мало свежего воздуха, что спазм сжимает горло. Некуда деться, спрятаться никуда – тесно и темно.
Роман Георгиевич прижимает меня к единственному не занятому мебелью клочку стены. Его ледяные пальцы касаются бедра, а я понять не могу, почему на мне чулки и платье с разрезом до самой поясницы.
Чужие холодные руки задирают юбку, горящие глаза напротив, и влажные поцелуи на щеке оставляют гадливое ощущение – словно липкая змея по мне ползёт, и страшно так, что хочется выть.
– Нет-нет, пожалуйста… отойдите! – я упираюсь руками в твёрдую грудь, но она тут же превращается в податливое желе, в котором вязнут пальцы. Меня утаскивает в тёмную пучину, и всё, на что оказываюсь способной: орать о том, что никогда не пойду на его условия.
И тут же просыпаюсь.
Сердце колотится с такой силой, что из-за его грохота почти ничего не слышу. Кровь шумит, во рту сухо, и я моргаю, пытаясь понять, где я и что со мной происходит.
– Марта? – встревоженный голос Марка возвращает меня к жизни, гасит дурные мысли и стирает последствия жуткого сна.
Моргаю часто-часто и только по влаге на щеках – горячей, жгучей – понимаю, что плачу.
– Я уснула? – озираюсь по сторонам, за окном ночь, а мама наверняка уже волнуется. – Сколько я проспала? Ой, мне идти нужно…