От мысли этой становится не по себе, но и откинуть её не получается – она сильнее меня.
– Она тебе кто? – хриплю, выталкиваю слова, похожие на огромные камни с острыми краями из горла. – Машина? Какой к чёрту тест-драйв?
– Я просто захотел понять, чего стоит твоя новая любовь, – хмыкает отец, и в голосе его сквозит полная и безоговорочная уверенность в себе и своих решениях. – А то знаешь девчонку всего-ничего, а садишь её за стол со своими друзьями. Тебе кажется это нормальным? Вспомни, сын, кого ты в последний раз за стол сажал, в круг свой вводил? Кроме Регины.
– Она моя девушка…
– Она в этом доме в первую очередь обслуживающий персонал! – рявкает отец, а на лице брезгливость отражается. Словно Марта не человек, а навороченный пылесос или вовсе, продукт отработки, грязь под ногами. – Можешь иметь кухарок и прачек столько, сколько влезет, но это не повод её в свою жизнь вводить. У тебя была Регина, она – идеальная партия. Так нет, ты разрушил всё, чтобы быть с этой девчонкой.
Отец легко для его возраста поднимается на ноги, а я впервые чувствую к нему отвращение. Оно настолько сильное, удушающее, что хочется залезть под обжигающий душ, тереть кожу жёсткой мочалкой, пока она кусками не слезет. Только вряд ли мне это поможет, потому что грязь эта налипла на мне изнутри, на душе моей толстым слоем лежит.
– Марик, думаешь, она не расставит передо мной ноги? – зло бросает отец и смеётся. – Эти девки все одинаковые, им надо всё и сразу. Запомни, Марк, бабы – все одинаковые, твоя мать не исключение.
Вот в этот момент меня прорывает: я делаю шаг и, размахнувшись, всё-таки бью отца в нос. Моё тело действует в отрыве от мозга и в этот момент не существует сыновьего долга, любви – есть только жажда крови и дикое желание, чтобы отец наконец заткнулся.
Сейчас, когда кулак с хрустом встречается с носом отца, я не его сын. Я комок нервов, клубок злости и ярости, отвращения и разочарования.
Марк Романович Орлов умирает, а на его место становится просто Марк – человек, рвущий все связи с людьми, чья кровь плещется в его венах.
– Я поеду, – объявляю маме, когда рассвет только-только занимается над городом.
Реакция мамы ожидаема: она удивлённо поднимает брови, смотрит в окно, где небо лишь собирается сереть, и сводит брови к переносице. Хмурится, но я делаю вид, но ничего не замечаю и поправляю ремешок сумки, перекинутый через плечо.
– И куда это в такую рань? – осторожно подступает мама. – Хотя бы позавтракай, кофе выпей.
– Нет, мам, я волнуюсь… не могу, сердце не на месте.