– Я рада тебя видеть, детка, – говорит и отстраняется, напоследок оглядев меня пристально.
– Вы в порядке? – спрашиваю, когда Анфиса Игоревна отходит к своей машине и распахивает багажник.
– Да, нормально всё, но бывало и лучше, – криво усмехается и достаёт большой чёрный пакет. – Тут кое-какие вещи, думаю, пригодятся.
– Эм… вещи? Зачем?
Анфиса Игоревна смотрит на меня, не скрывая удивления. Протягивает пакет, который я не тороплюсь брать, и поясняет:
– Ты же знаешь, я благотворительностью занимаюсь, – медленно разжёвывает, как для тупой.
– А мы тут каким боком? – уточняю, чувствуя, что немножко злюсь. Мне стыдно, словно на паперти стою, а добрая тётя протягивает замёрзшей девочке старый пуховик с дыркой на боку и пятном от чебурека.
– Ой, детка, ты не так поняла! – Анфиса Игоревна тихо смеётся. – Это просто… от чистого сердца. Всё равно у меня этих вещей вагон. У нас с твоей мамой размер одинаковый. Зачем добру пропадать? Ну, что ты? Бери же, это для мамы. Всё-таки Диор и Живанши прошлых коллекций это всё ещё Диор и Живанши.
Она настойчиво впихивает мне в руки свой презент, а я решаю, что мама сама с этим разберётся, и пакет шелестит в моей руке, бьётся о колено, битком набитый.
На корне языка растекается горечь. Анфиса Игоревна сейчас, своим появлением возле нашего дома и подарком будто бы намекает: вот мы, а вот вы. Люди, которым нормально отдать ношеные тряпки. И, может быть, я наивна и глупа, но мне это кажется чем-то унизительным.
Нет, я знаю, что у людей такое в порядке вещей: отдать кому-то, кому вещи пригодятся, но что-то я похоже утомилась от навязчивой доброты. Плюс гордая мама… я не верю, что ей это придётся по вкусу.
– Пригласишь? – спрашивает и неловко улыбается. – В горле пересохло, а до ближайшего приличного ресторана ещё ехать и ехать. В вашем районе всё больше наливайки какие-то…
Она передёргивает плечами, а мне за свой район – тихий и удобный – становится обидно. У нас куча нормальных кафешек, не надо тут!
– Извините, у меня не прибрано, да и обстановка далека от приличного ресторана, – говорю, мечтая скорее избавиться от этой странной, совсем мне уже не нравящейся, женщины.
– Ой, что я, беспорядка не видела? Впрочем, как твоей душе будет угодно, напрашиваться в гости не имею привычки.
Её улыбка становится ледяной, а я отступаю на один шаг. Всего на шаг, но так запах жасмина слабеет.
– Анфиса Игоревна, я ещё поговорить с вами хотела, всё случай не представлялся. Я уволиться хочу.
Она будто ожидала от меня этого: медленно кивает, соглашается со мной.
– Хорошо, тогда сегодня-завтра жди на карту полный расчёт. Но всё-таки плохо, что твоя мама тоже уволиться решила.