Филипп вздохнул, разобрал вожжи.
Гордый, презирающий седоков породный жеребец бежал, разбрасывая мерзлые комья. Филипп, как заправский кучер, и покрикивал, и свистел. Летучий бег санок радовал и баюкал. Солодянкин вспоминал встречу с Антонидой и улыбался про себя. «В субботу-то навряд ли вернусь, затянет, наверное. А она ждать будет».
Сельское неторопливое солнце наконец проморгалось, и нестерпимое сияние синих мартовских снегов ударило в глаза. Петр довольно щурился. В консистории-то несладко сидеть. А тут свет и воздух.
— Как ты думаешь, Петр? Вот если бы тогда посмотреть по-магнетически на Чукалова-купца, можно было бы узнать, правду он говорит или так, дурь одну наводит? — закинул Филипп давно беспокоивший его вопрос.
— Что-что? — насторожился Капустин. — Это как еще магнетически?
— Да книга такая есть. «Коллекция господина Флауэра», про то, как научиться смотреть магнетически. Узнать можно, что у другого в голове делается.
Петр залился смехом.
— Не ты ли ахинею такую читаешь?
— Ну уж, ахинею?
— Конечно, ахинею. Выдумки это все, для цирка. Читай хорошие книги.
— «Капитал», что ли?
— Да, «Капитал». Тогда поймешь, что к чему. Сначала надо революционному взгляду научиться, тогда и магнетический не понадобится.
Филиппу стало не по себе: он так верил в эту книжку, а тут оказалось — все враки.
Капустин, видимо, понял, что Филипп из-за этого огорчился, начал рассказывать, что есть какой-то гипноз. Вот тут можно что-то внушить, приказать, но не у каждого это получается. Он пробовал в реальном училище — не вышло. А научиться конечно бы неплохо было. Филипп схватился за это.
— Вот бы взять да и внушить всем кулакам, которые хлеб держат: должны вывезти. Дело ходко бы пошло.
— Да, — согласился Петр. — Давай повнушаем.
Филипп уловил шутку и сам захохотал.
Чтобы разогреть затекшие ноги, они, разговаривая на ходу, по очереди бежали за санками. Потом опять ехали. И что-то, им показалось, ехали долго. Дорога вдруг испортилась. Быстрая сытая лошадь пристала и пошла шагом. Теперь они ехали по лесу и никак не могли узнать, где едут. По обе стороны стояли бородатые старые ели, голостволые сосны. Вдруг езженая дорога оборвалась. Лошадь озадаченно стала. Впереди была берложная непролазь, костром наваленные деревья.
— Ты что это? — вспылил Капустин. — Куда ты, Филипп, привез?
— А откуда я знаю?
Стали разбираться. Оказывается, была развилка, а они не заметили. Пришлось поворачивать обратно. Лошадь устала, и они устали, сидели молча. Сколько крюку дали!
— Эх ты, магнетизм, — вдруг поддразнил Филиппа Капустин. — Сходи-ка, узнай у лошади, чего она думает?