Филипп снова рассмеялся. Это бы интересно узнать…
— Эй, Солодон, куда ты нас завез?
Вдруг Филипп завидел в стороне пылающие гроздья рябины.
— Смотри-ка, даже не обклеванная, — удивился он и, черпая крагами жесткий мартовский снег, пробрался к рябине.
Взмыли вверх пировавшие на дереве красногрудые снегири. Капустин, привязав лошадь, пробрался следом. Солнечный свет пучками лучины ударял в прогалы между ветвей, зажигал снег россыпью искр. Было тихо и ясно. Они рвали таящие в себе ледяной холод сладкие ягоды, ели, радуясь нежданной лесной благодати. Ух, хорошо, ух, сладко! Всю терпкую горечь выморозило за зиму. Петр глубоко вздохнул, щурясь, подставил лицо солнцу.
— Знаешь, лег бы так прямо на снег и лежал в тишине, смотрел в небо. Хорошие, спокойные мысли тогда приходят.
Приехали к развилке. Ни Филипп, ни Капустин не знали, куда поворачивать. Выбравшись из саней, судачили, когда все-таки они свернули с большака. Здесь везде снег линован полозьями.
Вдруг показались дровни. Ехал в них мужик в красной опойковой шапке.
— Эй, где тут в Тепляху дорога? — крикнул Филипп.
Мужик испуганно оглянулся и, не отвечая, стал настегивать лошадь. Та ударила вскачь.
— Чего он? — обернулся недоуменно Филипп. Капустин пожал плечами.
— Стой, стой! Эй, стой, в Христа-бога! — заорал Филипп и, кинувшись в санки, погнал жеребца следом.
Мужик уже стоял в дровнях во весь рост и, с ужасом оглядываясь, нахлестывал лошадь. Филипп с азартом погнал следом. Выбежав из леса, дорога выгнулась петлей. По ней и мчался теперь мужик. Филипп завалил сани на один полоз и, чуть не выпав, направил лошадь напрямик по сумету. Взрывая снег, жеребец рванул и, весь дымящийся, выскочил на езженое место, стал поперек дороги за сажень от мужицкой подводы.
— Тпру, тпру, — натянул вожжи мужик, сбросил рукавицы и зло, обиженно высморкался.
— Дура! — в запале обругал его Филипп. — Чего мчишь? Съедим, что ль? Надо волосы дыбом иметь, чтобы так-то.
Мужик обреченно махнул рукой.
— Ии-эх, пропадай все. Нету ничего у меня. Вот тулуп берите… Вот хлеба ярушник. Сала вот кус.
— Не борони ерунду. Мы что, бандиты? — прикрикнул Филипп.
Подбежал запыхавшийся Капустин.
— Что это ты, милый?
— Что-что, а не что, коли заритесь, берите, — по-прежнему обижался мужик. Давно не бритое лицо было худое, замученное, обожженное морозом и ветром.
— Это за кого ты нас принимаешь? — строго спросил Капустин.
— За кого, за кого! — огрызнулся мужик. — Гли, по деревням у нас перо летит. Выпускаете из перин да из подушек. Сырым и вареным берете. Со своим Куриловым куры курите.