— Слыхал? — крикнул Сандаков и матюгнулся.
«Из винта ударили», — понял Филипп и скатился по крутой лесенке вниз, бросился в гущу подвод. Да разве чего увидишь? Крестьяне запрягали лошадей: пока видно, проскочить через лес к своим деревенькам, оживленно перекликались.
Мужик в распахнутом, будто белка-полетуха, тулупе кричал соседу:
— А хитро приезжой-от повернул! На виду-то кому хотца в одиночку стоять или супротив всех. Молодой, лешой, а сноровистой.
* * *
Обратно к Митрию валили шумной гурьбой. Сандаков Иван, теперь председатель волисполкома, смущенный Митрий, Степанко, солдаты.
— А я уж думаю, буду вкруговую всех опрашивать, за новую власть или за старую! — кричал Иван. — Может, мол, так наша возьмет!
— Завяз бы, — уверенно сказал Петр.
— Оказия, пошто меня-то выбрали? — радостно удивлялся Шиляев. — Есть мужики поязыкастее. Гораздо поязыкастее.
— Теперь не один язык, дело надо, — ответил Капустин, тоже возбужденный, радостный.
Около школы на тропе кто-то стоял. По белому платку узнал Филипп — Вера Михайловна.
Подошли к ней с Капустиным.
— Уезжаете?
В полутьме ее глаза казались еще больше.
— Уезжаем, Вера Михайловна. — Капустин пожал ей руку, ласково сказал: — Будем рады вам в Вятке. Приезжайте обязательно, если что надо будет.
«Видать, Петру учителка глянется, — подумал Солодянкин, — пошел бы попроводил, потолковал. Вот я, к примеру, сам к типографии Антонидиной пришел».
Вера Михайловна долго смотрела им вслед, будто жалела чего-то. Или недосказала? Капустин заметно стал потише. Видно, в мыслях сбивался на учителку. Не знаешь, где что тебя зацепит.
Когда едешь ночью средь черных лесов, среди невидных во тьме луговин, по зернисто мерцающей дороге, весь интерес в небе. Оно манит студеным блеском звезд. И чем дольше смотришь, тем больше их, будто кто медных опилок сыпнул туда. Филипп поторапливал Солодона, думал о звездах, о Спартаке, о том, что, если поспешить, успеет к своей Антониде.
— А вот как ты считаешь, Петр, те же звезды были при древнем Риме? — спросил он, стремясь хоть тут найти что-то общее с предводителем бунтующих рабов.
Капустин усмехнулся: опять о Спартаке речь.
— Конечно, на те же он звезды смотрел. Ведь они живут миллиарды лет.
Филипп представил себе древний Рим. Будто едет он в колеснице. А навстречу идет Антонида. И она в римской одежде. Вот потеха!
Вдруг жеребец стал. Филипп выскочил из саней, проваливаясь, пошел вперед. Кто-то ехал навстречу и не хотел сворачивать. Судя по сбруе и лошади, седок был не из простых. Филипп прошел к санкам.
— Кто такой?
— Как это кто? — ответил раздраженный голос.