Старушка махнула рукой и звонко засмеялась.
– Все меня называют баба Нюра.
– Баба Нюра, я хотел вам задать несколько вопросов по поводу вашего постояльца, который снимал недалеко дом. На улице Рабочая.
– Егора Игнатьевича? Царствие ему небесное. Хороший был мужчина, порядочный. Меня не обижал. Правда, выпивал много. А водка, она ни кого до добра не доводила.
– Это ведь вы его обнаружили его…, ну когда он умер?
На лице бабы Нюры проявилось скорбь и жалость. Она горестно вздохнула.
– Я, милок. За неделю до Воскресения Христова. Пришла к нему с утреца, вещички забрать, чтоб перестирать. Егор Игнатьевич меня иногда просил. А мне ведь не трудно. Зашла, увидела, испугалась жутко. Побё́гла в милицию, сообщать.
– Скажите, когда он снял у вас дом?
– Пришел ко мне, в прошлом го́де, по осени. Деньги сразу дал за несколько месяцев. Мне ведь впрок. Пенсия небольшая, выживать как-то надобно.
– Он один к вам приходил?
– Один. Правда, в машине еще с ним кто-то был? Я не видела.
– Что за машина?
– Не знаю. Но не та, красная, что во дворе стоит. Другая, большая была. Черная.
Карпов замолчал. Его подозрения все больше и больше обретали очертания и находили свое подтверждение.
– Баба Нюра, а к постояльцу часто приходили его знакомые или друзья?
– Я почем знаю. Егор Игнатьевич, большее время проводил на службе. Когда его небывало, заходила прибраться в хате. Бутылки пустые выбросить. Но пару раз видела у ворот ту большую машину, на которой ко мне в первый раз заявился. Я даже во двор проходить не стала. Зачем мешать людям. Вам еще морсу налить?
Карпов замялся, затем с радостью закивал головой. Он с наслаждением опустошил еще одну кружку с янтарным, ароматным морсом. Ему было уютно и как показалось на душе чересчур спокойно.
– Баба Нюра, вы одна живете?
– Одна, соколик мой, совсем одна. Мужа моего бандиты убили, семнадцать годков уже прошло. Прям вот здесь на крыльце дома и убили. Деньги, золото искали. Какое у нас богатство? Сыночек наш, Олеженька, еще в детстве от полиомиелита умер. Дочь, слава богу, замуж вышла, и перебрались с зятем куда-то на Север. Две девочки, внучки, у меня. Но я их только на фотокарточках и видела. Приехать ко мне совсем не желают. Боятся. Обстановка, говорят, у нас сложная. Дом бросили – от войны, бежали. Я за хозяйством и здесь и там в силу своих возможностей приглядываю. Ведь им дом от моих родителей в наследство достался. Хотя кому он сейчас будет нужен, когда умру. Кстати, тот самый дом, что Егор Игнатьевич снимал.
– А вы, почему не уедите к дочери? Тяжело ведь одной. Или не завёт?