— Грех обижать, да, — кивает. — Я рад, что ты это понимаешь.
— Я — да, а тот, кто ей лицо испортил — нет.
— Наташка, — Жека хмурится. — Тварь. Не первый раз уже руки распускает.
— Почему не заступился?
— Я полез как-то… Ко мне потом братки приезжали, по девяностым экскурсию устроили. Чуть коттедж мне не спалили тогда. Я бы и сейчас поговорил с ней… — мнётся. Видно, что ему не по себе. — Жена у меня беременная…
— Я понял, не оправдывайся, — киваю.
Супротив братков с брюхатой бабой за спиной в Падалках не разгуляешься. Особенно, если ты волк-одиночка. Тут и говорить нечего.
— Я Геле говорил — поехали к ментам, заяву напишешь, но она боится. Натаха стрельнутая на всю башку.
Страшная женщина эта Наталья. Всех запугала — и сестру, и соседа-оборотня. Просто дон мафиози в юбке. Хорошо, что мне бояться не хрен — ни бабы у меня беременной, ни коттеджа в Падалках, а до столицы местным браткам далеко. И убеждать я умею.
Мы с Жекой заправляем и заводим генераторы, он коротко инструктирует меня насчёт общения с гостями и топает в лес обходить владения. Бомжи из Падалок тут часто прогуливаются, приходится гонять. Я ещё минут пять курю и задумчиво смотрю на сумки с хавкой, которые надо занести в кухню.
Хочется мне соседочку, хоть тресни, и сопротивляться желанию становится всё сложнее. Беру сумки, выдыхаю и иду… к ней.
* * *
Стою на пороге кухни, держу в руках пакеты с едой и смотрю на ангелочка. Она меня не замечает, мурлыкает какую-то мелодию, нарезая цукини. Встаёт на носочки, тянется к навесному шкафчику за солонкой, а я зависаю, глядя на тоненькие пальчики — изящные, нежные. Облизать бы их, всю её облизать…
Буйная фантазия рисует, как Геля обхватывает мой член ладошкой и, прикусив губу, смущённо краснеет, а кулачёк её сжимается сильнее, и водит она им по стволу… вверх-вниз, вверх-вниз.
Невольно издаю низкий похотливый рык, и соседочка моя вздрагивает.
— Продукты, — демонстрирую ей пакеты и ковыляю не слишком уверенной походкой к столу. Стояк мешает.
— Сюда ставь, — она торопливо убирает со столешницы лишнюю посуду, освобождая место для сумок.
Снова тянет длинные волосы на лицо, пытаясь закрыть от меня царапины. А я представляю, как возьму её сестричку за горло и объясню ей доходчиво, что ангелов обижать — грех.
— А ну-ка, кнопка, присядь, — подхватываю соседочку под упругую попку и усаживаю на стол.
Пищит чего-то, отбиваться пытается. Приходится зафиксировать её колени между своих бёдер, а хрупкие запястья сковать пятернёй. Молчим, в глаза друг другу смотрим. Осторожно убираю локоны за ушко ангела и разглядываю ссадины. Она сопит сердито, губки поджала.