Отвратительно я спала сегодня! А ещё отшила Рамиля. Не хотелось мне секса. Совсем. Совесть — гадина — весь настрой интимный убила.
Вздыхаю и топаю в кухню извиняться.
Рамиль стоит у плиты — следит за утренним напитком в турке. Я почти физически ощущаю радиоактивный фон от него.
— Дядь, прости, — прижимаюсь сзади, трусь щекой о мощную спину
Рамиль напряжён, суров и сосредоточен. Не на мне.
— Не подлизывайся, — ворчит. — Приеду, выдеру. Со штрафными.
— Откуда приедешь?
Молчит. Обиженный бородатый мужик — это мило. Немножко.
Приходится пользоваться запрещённым приёмом — я запускаю руки под резинку его спортивок. Едва мои пальцы касаются напряжённого члена, Рамиль вздрагивает и кофе выплёскивается на плитку.
— Бл*! — дядя, как всегда, ёмко выражает эмоции.
Но тут я с ним полностью согласна — забываю о коварстве, берусь за тряпку. Мой косяк, мне и устранять. А Рамиль пользуется моментом и смывается в комнату.
Я бросаю тряпку и хромаю за ним, но замираю на пороге зала. Круглыми глазами смотрю на дядю. РОн рубашку белоснежную наглаженную надел и брюки со стрелками.
М-м-м… как интересно. У меня разок «голова заболела», а он уже лыжи намылил!
— Ты куда? — я напрягаюсь, и сильно.
— По делам, — Рамиль поливает шею туалетной водой.
— Переодевайся, — припечатываю к его груди домашние штаны. — Ты никуда не пойдёшь.
— Серьёзно? — он улыбается и берёт со столика наручные часы.
— Да, я серьёзно.
Дядя с ехидной улыбкой наглаживает бороду, щурится:
— Не пойду — поеду. Каир ждёт.
Таким расфуфыренным я его ещё не видела. Сейчас Рамиль похож не на бывшего зависимого и не на алкоголика — на бизнесмена со стажем с миллионным валютным счётом в швейцарском банке. Мечта, а не мужчина! Аж сердце биться перестало.
— Правда, по делам? — спрашиваю тихо.
— Не, — он откровенно издевается, — по бабам я.
— Тогда я по мужикам, — хмыкаю и собираюсь удалиться с самым гордым видом, на который только способна.
— Не стоит так шутить, кнопка, — рычит дядя и перехватывает меня рукой за талию, прижимая к себе намертво.
Вопрос о равенстве даже не стоит — стоит кое-что ещё. У дяди. Я упираюсь ладошками в грудь Рамиля, пытаюсь оттолкнуть от себя. У него в глазах разъяренные черти скачут и от этого взгляда у меня внизу живота волнующие вибрации.
Дядя жадно целует меня в губы и толкается языком в рот — без слов предельно ясно объясняя, что шутки юмора тут неуместны. Его руки скользят по моей спине, ниже, жадно сжимают ягодицы, на которых красуются очень даже свежие синяки от несдержанных ласк, и я пищу тихонько, но он не слышит. В голове у дяди сейчас совсем другая «передача» — трансляция реальности отменяется.