Пепел на твоих губах (Зверева) - страница 124

Вика испуганно вздрогнула, а Ренат снова оказался возле её лица.

— Я дам тебе всё, что тебе нужно. Только я. Слышишь?

— Да, — едва различимо произнесла Вика.

— Не он! — Ренат кивнул в сторону, и она вдруг увидела темные лужи крови на мраморной белизне пола, растекающиеся от скрюченного от боли тела Игоря. Услышала его рваные вдохи, измученные выдохи, подавленный стон.

— Слышишь? — Ренат схватил её за лицо, больно впиваясь пальцами, и повернул к лежащему человеку, не давая в ужасе отвернуться, — не он!

И это не Игорь, как показалось ей в первое мгновение, это Андрей! Вике захотелось зажмуриться, выключить свет, спрятаться, но Ренат не давал.

— Не он! Не они! Никто! — он прижался к ней щекой, обнял за шею, — только я знаю. Больше никто и никогда. Только я знаю, какая ты внутри, маленькая и грязная… И я принимаю тебя такой.

Ренат впился ей в губы в глубоком страстном поцелуе, но Вика чувствовала не только его губы и горячий влажный язык. Она ощущала металлический и соленый вкус крови, всё больше и больше, будто она сочилась из неё без остановки, поила Рената и её саму. Топила их.

Ренат отстранился и рассмеялся.

— Я принимаю тебя и такой! — он указал на неё пальцем, и Вика невольно опустила взгляд. Длинные темные потеки крови от лица вниз по груди и животу, руки измазанные вишнево-красным. И Ренат уже весь в крови, облизывает вишневые губы, наслаждаясь вкусом.

— Красный тебе идет!

Андрей на полу возле неё захрипел и изогнулся в агонии, закашлялся с красными брызгами и на судорожном вдохе вдруг перестал дышать. Вика дернулась к нему, сама не зная зачем уже. Он вдруг обмяк и затих, кровь на губах перестала пузыриться, а грудь замерла.

— Мне так нравится, — смеялся Ренат, — мой маленький идеальный рубин.

— Это из-за меня? — прошептала в ужасе она.

— Да, моя сладкая вишневая конфетка, это всё ты! Иди ко мне, — Ренат распахнул свои объятья. А Вика в ужасе уставилась на него, стоящего перед ней на коленях, полуобнаженного и в крови. Красивого, улыбающегося, любящего, прощающего. Невыносимо страшного. До крика, до боли в искусанных губах.

— Иди ко мне! Возвращайся! Я закончу огранку, мой рубин, мой сладкий самоцвет, — он протянул ей на раскрытой ладони сверкающее при ослепительном свете золотое кольцо с огромным многогранным бриллиантом, — я закончу твою оправу!

Грани бриллианта в кольце сверкнули и заискрились, как зеркальный шар на дискотеке, но каждый радужный луч словно лазером полосовал её по лицу и телу, впиваясь в распахнутые от ужаса глаза, выжигая чёрные обугленные дорожки на ней, и вызывая боль и крик.