– А звать?
– Ярина.
Вряд ли домашний дух прознает, за какими бесами ее понесло за тридевять земель, и сможет кому-нибудь разболтать.
Домовой нахмурился, что-то припоминая, а спустя миг посветлел лицом:
– Далеко-о ты, девка, забралась. Был я в Белом Бору. Много зим утекло с тех пор. Изволь, заходи.
Дверь отворилась беззвучно. Ярина, еще не в силах поверить, что ночевать будет не на улице, ступила в теплые сени. Знакомый с детства аромат трав окутал мягким платом, вырывая тихий вздох и пробуждая неурочные воспоминания.
– А хозяин против не будет? – осторожно спросила она, смаргивая непрошенные слезы.
– Нету хозяйки, – погрустнел домовой и тут же засуетился, подгоняя. – Иди в горницу. Я тебе поесть соберу, баньку истоплю.
– Сам-то ты кто будешь, дедушка? – крикнула вдогонку Ярина, шагая за порог. Чистенькая просторная горница встретила ее теплом и мягким сиянием трех волшебных светильников.
Такие мощные колдовские предметы делали чародеи прошлого. Сейчас если и остались умельцы, то уж точно не в Дивнодолье. Знания давно канули в Реку1, попусту царские посланцы обещали золотые горы и едва ли не землю рыли, разыскивая кудесников-умельцев.
– Торопий я. Или дед Тороша, как сподручнее, – раздалось из-за печи вместе с грохотом котелков. – Грейся, покудова я перекусить соображу. Сказывай, чего в мире деется.
Ярина прильнула к печке всем телом, стараясь не закрывать глаза и не сползать на лавку – если она сейчас сядет, то ни ужин, ни баня ее не дождутся.
– Дедушка, а можно я тебе завтра все расскажу? – взмолилась она.
Глаза домового сверкнули из-под заросших бровей, но он хмыкнул, расставляя миски:
– Иди ешь, горемычная.
Ярина переступила через нарядные, благоухающие свежестью половички и прошла к столу, усаживаясь на краешек лавки.
Горница сверкала чистотой: блестели натертые полы, печь щеголяла свежей побелкой, а недавно расписанные миски – мудреным узором. В такой красотище поневоле почувствуешь себя замарашкой. Баня могла это исправить, а сначала ужин. Настоящий пир!
Первой под руку попалась кружка с малиновым киселем. Ярина не успела опомниться, как выпила половину, потом принялась за щи, пустые, на грибах, но такие вкусные, аж живот сводило. В последний раз перекусить довелось вчера утром: Ярина, не слезая с лошади, умяла краюху черствого хлеба с солониной, и теперь любая горячая еда казалась пределом мечтаний.
Вскоре на дне миски осталось морковное крошево, которое Ярина принялась остервенело соскребать. И тут заметила, что домовой сердобольно пододвинул к ней тарелочку с пирогами, явно приготовленными для себя, такими маленькими они были. Смотрел он до того жалостливо, что краска бросилась в лицо.