Лунный свет заливал избушку, серебрил черепа на заборе. Те приветственно лязгнули зубами, подсвечивая путь. Ивар молча шел следом.
Домовой выскочил встречать прямо в сени. Уперев руки в боки, хмуро оглядел гостя с ног до головы и посторонился.
– Ну, проходи, купец. Не оставлять же тебя теням на поживу.
Ярина мимоходом удивилась: ведь забыла совсем, даже в голову ей не пришло, что нельзя ночью ходить, что собиралась остаться у капища, в безопасности. Чудом тени не вышли на ее след.
Пока Ярина снимала кожух, Торопий следил за ней с беспокойством, подал голос, лишь когда тяжелое обручье снова съехало по запястью ниже.
– Это еще что такое?
– Семейное сокровище. Его сделал основатель моего рода для своей невесты, – подал голос Ивар. Он уселся на лавку у окна, вытянул ноги и внимательно взглянул на исписанные саргонской вязью листки, которые Ярина забыла убрать.
Она не успела переступить порог горницы, а домовой уже подпихивал к столу, сердито зыркая на мужчину.
– Как же сие понимать?
– Замуж я позвал хозяйку твою, – невозмутимо ответил Ивар. – Поедешь с нами, дед? Не обижу.
– И что, Яринушка, люб он тебе?
Вот как соврешь? Любовь – это когда сердце замирает, по телу разливается тепло от одного ласкового взгляда. Когда не идешь, а паришь, не замечая никого вокруг.
Она искоса глянула на Ивара: хороший ведь. В хозяйстве поможет, о детях заботиться станет. А любовь? Мало ли людей живут без нее счастливо. Стерпится – слюбится.
Ярина перевела взгляд на домового: тому ответа не потребовалось.
Тяжело вздохнув, он поманил ее к себе:
– Иди-ка сюда, девонька, что скажу.
Но стоило Ярине наклониться, как в лоб врезался болезненный щелбан.
– Ой, дедушка!
– Дурища! Ох, дурища! – Возмущению домового не было предела. Он стукнул кулаком по лавке, соскочил и принялся бегать по горнице, хватая себя за бороду. – Утворила! Замуж она собралась. Как же! Пожалела!
– Дедушка! – Ярина чуть не плакала от обиды.
– Снимай! – велел домовой, указывая на многострадальный «залог любви». Глаза его сверкали, волосы встали дыбом, по полу во все стороны пауками поползли тени. Лицо полыхало. Ярина сняла обручье и бережно положила на стол. Сразу стало легче.
– Потом заберешь, коли захочешь. Спать иди. А у нас сурьезный мужской разговор намечается. – Домовой достал из-за печки здоровенную бутыль. – Иди, – повторил он. – Утро вечера мудренее.
В голосе не слышалось упрека, одна ласка. Так дедушки разговаривают с непутевыми внучками. Наверное. Единственный раз, когда Ярина видела своего деда, тот кричал, что не желает знать «это отродье». С тех пор отец их к своим родичам не возил.