В горнице воцарилась тоскливая тишина.
– Мне больше нравится правдивый конец, – со стыдом призналась Ивушка. – Там хоть все получают по заслугам. А меч? Что с мечом?
– Не знаю. – Ярина вздохнула и отложила книгу. – Никто не знает. Вскоре началась последняя битва с дивью, наверное, они отбили сердце своего короля. Матушка рассказывала только, что ни самого меча, ни тел девы с Оружейником не нашли. Может, их и не было никогда.
Она с тоской посмотрела на мелкие закорючки: вряд ли в них кроется ответ, может, права была сестра, и это всего лишь страшная сказка.
Размышления прервали черепа за окном. Завывали они без особого воодушевления, что значило только одно – Ивар вернулся.
О берегинях Ивар не знал. Кто такие русалки, он не знал тоже, поэтому первым вопросом было: «Почему девочка в таком виде?»
Ивушка польщенно захихикала и наперебой с домовым принялась объяснять особенности дивнодольской нечисти.
– У нас нет речных дев, – задумчиво ответил Ивар. – Только морские. Знаю мало: у них рыбьи хвосты, перепонки на руках, и они мстительные твари. Хотя старики говорят, что где-то живет племя тюленей, способных обращаться в людей. В незапамятные времена их девы часто выходили за наших мужчин. Всегда считал это баснями. Но про берегинь я так и не понял. Чем они отличаются от человеческих женщин?
– Тем, что они не люди, – терпеливо пояснил Торопий. – Им послушны силы природы. Не все, но многие.
– Дара добрая, – встряла Ивушка. – Она никому никогда слова худого не скажет и на грубость не ответит.
– И она сразу была… такой? Она может стать человеком? – кажется, Ивар счел, что берегини – это проклятые девы, чем вызвал у русалочки сдавленный смешок. – Или, если ей послушны силы природы, это значит, что она ведьма?
– Дара не ведьма. Но чары умеет наводить. У берегинь они свои, не как у людей.
– Чаво рассусоливать? Смотреть надысь, – буркнул домовой. – Не поймешь, пока не увидишь.
Рассказывать человеку про берегинь было все равно что глухому соловьиные трели жестами описывать. Но она молча кивнула. С тех пор, как мужчина переступил порог горницы, она не сказала ни слова. Дедушка сам объяснял, почему Ивару лучше взять в супруги Дару, и какой та станет прекрасной матерью. Ярина думала, Ивар захочет поговорить, упрекнет, но он лишь студено глянул на нее и смолчал.
Нехорошо было на душе, муторно. Стыдно. Ведь согласилась же, а теперь получается – струсила. Ничего бы с ней не случилось, жила бы с Иваром, малыша нянчила. А там, глядишь, своего родила. Но сердце упорно не желало слушать голос разума, оно замирало от облегчения, что не придется жизнь прожить, не узнав настоящей любви. И от этого стыд разгорался жарче.