Может быть, я для тебя не пригож,
Ты для меня, как солнце весной,
Если ты со мной не пойдешь, —
На край света пойду за тобой…
Николай поднялся на полати, где постоянно работал. Перегнувшись через край люльки, посмотрел вниз и ничего не увидел — мелкая снежная пыль, радугой переливавшаяся от яркого электрического света, словно плотным дымом окутала все предметы, растворила их в себе. Николай посмотрел вверх. До кран-блока оставалось несколько переходов. Но это были самые крутые переходы, самые страшные — одно неверное движение и… поминай, как звали. Юноша пятерней поскреб в затылке, и, подбадривая себя, пропел последнюю строчку куплета из своей любимой песенки:
На край света пойду за тобой… за тобой!
И засмеялся от мысли, неожиданно пришедшей в голову: «Вот бы того, кто сочинил песню, сейчас сюда затащить! Наверно, подумал бы, что действительно на краю света очутился».
С застывшей улыбкой на губах он и полез дальше в страшное, разгневанное небо. Он не мог уже шагать прямо, держась за поручни, — лестница была так крута, что приходилось, сжавшись в тугой комок мускулов, цепляться руками за ступени и так, на четырех ногах, подниматься выше.
Свет погас снова. Николай остановился и стал ждать, когда он загорится. Но проходила минута за минутой, а на буровой было темно. «Все! — мелькнула мысль. — Совсем погас». И Николаю стало так тоскливо, так бесприютно и страшно! Он думал о том, что струсил, раскис, как девчонка, а там, внизу, ждут товарищи и, конечно, волнуются не меньше его, Кольки Перепелкина, который застрял вот здесь, между небом и землей и не находит силенки сдвинуться с места… Он представил себе, как мастер большими, огрубевшими от постоянной работы пальцами свертывает папиросу, торопливо курит ее и, не докурив, затаптывает, чтобы начать крутить новую; он представил напряженное лицо Климова, ждущими, жадными глазами глядевшего вверх, где ничего нельзя увидеть; представил Сашу Смирнова, сидящего у огромного рубчатого колеса заливочного агрегата…
Николай осмотрелся и ничего не увидел. Закусив губы, ощупью полез дальше, выше…
Сознание словно выключилось от перенапряжения и включилось только тогда, когда он уже сидел на холодном дощатом настиле площадки кран-блока и, сняв шапку, неверной, трясущейся рукой растирал горячий пот по лицу. Николай встал и посмотрел на матовый стеклянный колпак фонаря, заключенный в проволочную сетку. Фонарь был закреплен на самой «маковке» вышки. Достать до него с площадки не было возможности, нужно было вскарабкаться на полукруглый стальной кожух блока и только тогда исправлять повреждение. Ветер раскачивал плохо закрепленный фонарь, он тонко звенел колпаком, а над ним, там, где проходили провода, вспыхивала ослепительная голубая молния. Николай как завороженный смотрел на эту молнию и не знал, как добраться до нее. Вернее, знал, но боялся…