Галина посмотрела на Вачнадзе: «Выступить?» Лазарь понял и, незаметно, одними глазами, улыбнувшись, покачал головой. И она согласилась: да, говорить о том, как идут дела на четыреста двадцать второй, еще рано, хотя и можно было бы сказать: скорость проходки намного увеличилась, буровики поверили в новый метод… Но говорить рано. Ведь был уговор: закончим проходку, проанализируем технико-экономические показатели, тогда и обнародуем данные… И Галина промолчала, хотя и была возмущена выступлением Никиты.
«Демагог!» — думала она, опустив голову, чтобы никто не видел ее пылающего лица.
Перед совещанием они встретились в приемной Вачнадзе. Никита с бумагами в руке вышел из кабинета.
— Галина… — немного растерянно, как ей показалось, произнес он. — Здравствуй.
— Здравствуй, Никита.
Он снял очки, повертел их за дужку.
— На совещание?
— Да. — Галина с удивлением посмотрела на него: спрашивает так, будто не знает.
— Будешь выступать? Не советую.
Никита нахмурился и надел очки — спрятав глаза.
— Не понимаю, — почему-то смешавшись, ответила она и поняла: Алексей! Открыто, с вызовом глянула прямо в лицо Никиты. Тот, отвернувшись, мешковато затоптался на месте и шагнул к выходу, буркнув еще раз:
— Не советую.
— Послушай, Никита, — окликнула она его. — Будь же наконец человеком.
Никита не ответил.
И вот его выступление. Она слушала и понимала, что выступает Никита не только против Алексея, но и против нее, Галины, потому что четыреста двадцать вторая тоже бурится по методу Кедрина.
Возбуждение постепенно угасло, и сразу почувствовалась усталость, накопленная за день. Галина приостановилась, осмотрелась. Крупными хлопьями падал мокрый снег. Было тихо и тепло. Издалека доносилась музыка. Сквозь плавно падающий снег рассеянным светом мерцали уличные фонари, и на световом фоне снежинки казались привязанными к ниточкам. Музыка и притушенный свет фонарей подчеркивали несвойственную городской улице тишину, вызывали чувство грусти, непрошеные воспоминания…
…Что поделывает сейчас Алексей? Отдыхает или находится на буровой? Как он воспримет приказ Никиты? Не взбунтует, приняв его за «месть» мужа Галины? Ах, Алеша, Алеша, как хочется быть сейчас с тобой! Милый мой медведь, думаешь ли ты обо мне так же, как я о тебе — каждую свободную минутку?..
У ярко освещенной витрины магазина Галина остановилась. Из-за зеркального стекла глянула на нее печальными нарисованными глазами кукла, сделанная в рост человека из папье-маше, одетая в богатую котиковую шубу и длинное вечернее платье из панбархата. Узкая ее ладонь с красными ногтями на пальцах была просительно сложена ковшиком и протянута вперед. С непонятной горечью Галина подумала: «Такая богатая дама, а просишь… Чего просишь, глупая?»